Записки о большевистской революции
Шрифт:
С другой стороны, правительство зовет к себе специалистов — финансистов и промышленников. Но я сомневаюсь, что они пойдут на предложенное сотрудничество. Тем не менее я не перестану повторять, что нынешняя анархия, дискредитирующая и истощающая большевиков, одновременно разрушает и экономические силы России. И в этой области союзникам также не хватает технических органов, позволяющих информировать их о том, как далеко зашла болезнь, и способных предложить способы ее лечения. Сложившаяся ситуация не улучшится только от того, что ею пренебрегают. Похоже, мы недостаточно задумываемся над тем, что под угрозой находится существенная часть французской движимости. Пассивность тех, кто должен был бы быть защитником наших вкладов, в высшей степени преступна. Немцы не позволяют себе до такой степени пренебрегать своими интересами, и если мы допустим подписание Брестского мира и не окажем большевикам серьезной военной поддержки, о которой они просят, — то в скором времени наши противники захватят русский рынок, который мы оставляем с беззаботностью, приводящей в отчаяние.
Дорогой друг,
Как оценивать сообщения о сильных волнениях в Германии? Ленин, очень посвежевший за последний месяц, проявляет определенный скептицизм в отношении того, что они предвещают революцию. Но можно и не говорить, что в советских кругах все с напряжением, надеждой ждут колоссальных событий. Самые дальновидные считают, что если этим забастовкам политического характера суждено быть быстро и жестоко подавленными, они, по крайней мере, явятся такой угрозой для германского правительства, которое поймет, что следует не затягивать переговоры, а, наоборот, ускорить их ход. Действительно, еще долго, может быть, Центральные империи не будут тревожиться за свое будущее, торопиться покончить со своим восточным противником, готовым бросить своему народу сепаратный мир (который они представят как залог скорого всеобщего мира), и тем более, предлагать относительно почетные условия России.
Если бы союзники, сумев поскорее воспользоваться этим исключительным шансом, направили бы русскому народу братскую помощь, о которой я так давно говорю, если бы они заверили большевиков, что готовы в военной области помочь им в борьбе против германских притязаний, мы бы могли надеяться достичь одной из двух целей, от которых мы ни при каких обстоятельствах не должны были отказываться — или побудить Россию разорвать переговоры и возобновить наши совместные действия, или же, используя нашу военную помощь, добиться такого договора, который бы не ущемил смертельно русские интересы и вместе с тем сохранил бы и наши. Как можно заявлять, что подобная позиция, выгодная одновременно и России и Антанте, скомпрометировала бы наше достоинство? Как можно совершенно серьезно утверждать, что тем самым мы оттолкнем от себя активные (о, еще как!) симпатии некоторых русских партий? Какие безумцы, видя свою родину при смерти, решатся упрекнуть нас за то, что мы протянули ей руку? Сейчас тот самый случай — прийти на помощь России, поднять наш престиж, предложить находящимся под угрозой Советам демократический союз, который спасет их, спасая их страну. Но действовать нужно сегодня. Завтра будет уже поздно.
Дорогой друг,
Я договорился сегодня о встрече генерала Рампона с наркомом, членом Комитета по военным и морским делам Подвойским. У меня была возможность предварительно показать генералу некоторые из моих записей. В том, что касается сути, мы с ним согласны. Он знает Россию, ее солдат, ее крестьян. Он антисоциалист. Но его глубокая неприязнь к большевистскому режиму не мешает ему признавать, что он закрепился значительно прочнее, чем продолжают думать союзники, что он будет существовать еще не один месяц, что нет никакой силы, которая бы в ближайшее время была способна свергнуть его и взять власть. Как солдата, как француза брестские переговоры приводят его в отчаяние. Он понимает, что Россия огромными шагами идет к миру, что мы одни можем ее от этого оградить с помощью единственного средства, которое у нас есть: военное сотрудничество с большевиками. Он из тех немногих людей, кто осознает здесь необходимость такого шага. Потому что он один из тех немногих, кто понимает, какой ужасной катастрофой для Антанты обернется мир на Востоке. Не говоря уже о будущих перспективах, которые Брестский мир откроет Германии, он сразу же позволит ей значительно увеличить свои силы на Западном фронте, иначе говоря, если смотреть на эту ситуацию с оптимизмом, — предоставить ей возможность бесконечно продолжать войну за наш счет. Если мы не добьемся полной победы, если нам придется довольствоваться на Западе status quo bellum [31] , даже если нам удастся вернуть Эльзас-Лотарингию, — это все равно будет означать почти полное исполнение пангерманского плана. Германия, располагающая отныне неистощимыми ресурсами, вполне сможет после короткой передышки приступить к осуществлению своей мечты о мировом господстве. Так что нужно помочь России. И помочь быстрее. Генерал, кстати, считает, что время уже упущено, что период колебаний был слишком долгим, что мы дали анархии в России зайти слишком далеко. Тем не менее он не теряет надежды.
31
положение, которое было до войны (лат.).
Дорогой друг,
Коллонтай празднует победу. Ей удалось подписать проект декрета о разделении церкви и государства и об отмене церковного бюджета {110}. Многие наркомы опасаются, как бы эта мера не вызвала новые трудности у правительства, чья непрочная власть и без того наталкивается на многие препятствия, и как бы религиозная война не добавилась к мировой и гражданской. Коллонтай напомнила о принципах и убедила осторожных. Как бы глубоко религиозным ни был русский, он с невеликим почтением относится к своим священникам, грубым и алчным. Попы и монахи наперегонки грабят крестьянина, ведут праздную, разгульную жизнь, требуют от трудящегося человека всевозможных десятин и оброков. Если народ увидит, что церкви и культовые предметы уважаются, что церковные служащие не подвергаются грубому обращению, что огромные монастырские замки розданы крестьянам, он не будет активно протестовать. Священнослужители тем не менее не будут довольны и не махнут рукой на этот декрет. До сего времени они были уверены в своей неприкосновенности. Они считали, что никакое правительство не посмеет посягнуть на их мощное сообщество. Поэтому они открыто и не выступали против нового режима. Очевидно, что их кампания оппозиции новому режиму станет отныне более активной.
Дорогой друг,
Долгий разговор с Лениным. Забастовки в Германии, похоже, кончились. Очевидно, в них не было ни того размаха, ни той революционной силы, которые некоторые хотели в них видеть, и они закончились, не успев оказать на брестские переговоры влияния, на которое рассчитывали. Конечно, это признак недовольства, с которым германским империалистам придется считаться, но сила слишком мала, а опасность слишком далека. Нужно ожидать ужесточения германских притязаний. Россия не слушается руля, не может реорганизоваться одна. Союзники продолжают притворяться глухими, когда большевики неофициально обращаются за поддержкой, которую они не могут просить официально, пока не получат гарантии, что она будет им оказана. Ленин надеется, что жест перемирия будет сделан, что большевистской России будет протянута рука межсоюзнической конференции в Париже. Он убежден, — об этом мне уже говорил Троцкий, — что буржуазная Украинская Рада, эта верная союзница Антанты, ведет секретные переговоры с Германией. Теперь она всего лишь непрочное правительство, уже свергнутое большевистской Радой, которую Советы стараются ввести в брестские переговоры, но немцы не покинут своих сообщников и будут продолжать выполнять договор, подписанный низложенным кабинетом. Долго ли еще сможет сопротивляться Германии раненая, изуродованная германо-украинским миром, лишенная своей богатой житницы Россия? Сгущаются тучи на Дальнем Востоке. Алчная Япония показывает зубы. Под предлогом волнений в Сибири японский премьер-министр дает понять, что в скором времени может потребоваться вооруженная интервенция. Если они осуществят свою угрозу, — как далеко пойдут японские империалисты, столь же ненасытные и бессовестные, как их германские кузены, с которыми они связаны если не фактическими, то, по крайней мере, сердечными узами!
Похоже все-таки, что румынским наступлением в Бессарабии руководят французские офицеры.
Как безоружная Россия, преданная Украиной, под угрозой Японии, завоеванная Румынией, брошенная на произвол судьбы своими бывшими союзниками, будет сопротивляться Германии? Какого результата следует и ожидать от этого сопротивления и как, кстати, его организовать?
Разрыв на переговорах при нынешнем состоянии русского фронта вызовет быстрое продвижение противника, захват новых земель, огромных трофеев, падение Советов.
Что ж останется, если не мир, мир ненадежный, в тени которого воспрянут силы германофильского и антидемократического царизма?
Тем не менее Ленин считает, что эта передышка позволит правительству Советов укрепиться внутри страны, подготовить экономическую и военную реорганизацию, для которой нужно время, много времени.
Россия не погибнет. Понесенное ею чудовищное унижение еще больше всколыхнет народ. Если международная революция вскоре не исправит допущенную против России несправедливость, она, придет время, поднимется одна. Сейчас для большевизма главное — спасти революцию, удержать власть народа до того дня, когда европейские пролетарии решатся последовать ее примеру. Для этого нужно жить. А чтобы жить, нужно заключить мир, поскольку союзники не дают России средств продолжать войну.
Дорогой друг,
Крыленко подготовил длинный, резкий, напыщенный манифест, чтобы призвать русский пролетариат в массовом порядке записываться в Красную Армию. Я упорно не верю в результаты этого предприятия. Большевики наберут людей, без сомнения. Они не сделают солдат. Они не создадут командиров.
Ничего серьезного не может быть сделано без нашей помощи и вне нашей помощи. Ничего серьезного, кроме мира, который сейчас утверждает себя с абсолютно стоическим равнодушием. Я уже начинаю верить, что союзнические правительства и в самом деле осознают опасность, соизмерили ее и теперь уверены, что, несмотря на русский мир, они победят Германию так же верно и так же быстро, как и с помощью Восточного фронта, который они не хотят организовывать.
Петроград. 24 янв. (6 февр.)
Дорогой друг,
Газеты публикуют декрет, аннулирующий государственные и, в частности, все заграничные займы.
Этот неловкий жест большевиков должен весьма законно усугубить по отношению к ним враждебность общественного мнения стран, в которых, как во Франции, много мелких держателей русских ценных бумаг. Пока эта мера подготавливалась, я постоянно доказывал большевикам опасность такого решения и его катастрофических последствий, которые оно рискует повлечь для них. Мне удалось, по крайней мере, добиться дополнительного заявления, гарантирующего мелким держателям бумаг, иностранным и русским, компенсацию в той или иной форме.