Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
Прочла и вопросительно взглянула на Нечкину.
Нечкина говорила о двойной новизне довольно удовлетворительно [314] .
Уходя, пригласила нас к себе. NN (которая здесь в этом смысле совсем другая, чем была в Ленинграде) согласилась.
24/XII 41 Сегодня мы с NN должны были идти к доктору, к ее хирургу. Но NN зашла за мной с опозданием, а потом заявила, что все отлично и она не пойдет, и мы просто отправились к Нечкиной. Я постояла немного на телеграфе – отправляла телеграмму В. Г. – потом вернулась. Нечкина угощала нас вином, изюмом, орехами и манной кашей. Затем читала NN свои стихи, из тех, которые мне она уже читала. Я слушала и думала про себя, сколько уже бедная NN выслушала в свой жизни дилетантских женских стихов, и корила себя за то, что читала ей свои.
314
О
Потом я провожала ее. Тут мы обменялись более откровенным мнением.
– «Не будет она писать… Совсем дилетантщина… Я писала так, когда мне было пятнадцать… Что за нелепость эта мужская Золушка… Так писали в 90-х, 900-х годах… И как удивительно, что это пишет ученая женщина, марксистка… В ее стихах совсем нету чувства времени – то, чего так много в ваших».
По дороге она рассказала, как оценил ее поэму Липскеров. Очень не понравилась.
– «Зачем Коломбины, Пьеро? Это так устарело»…
– «Искусство должно быть просто».
– «Что это значит? Разве «Медный Всадник» – прост?»
25/XII 41 Думаю о двух ее поэмах: одну она читала опять при мне Нечкиной у себя и другую вчера у Нечкиной («Путем»). «Путем» теперь, после «Тринадцатого года», кажется такой ясной, простенькой… Я давно ее не слыхала и на этот раз она меня поразила своей светлостью.
Таким светом тут облита смерть:Лишь хвойная веткаДа солнечный стих…. [315]315
Строки из последней главки поэмы «Путем всея земли». – № 19.
У нее есть стихи «Так отлетают темные души», а это «Так отлетают светлые души» [316] .
«Тринадцатый год» я на этот (на седьмой или восьмой!) раз услышала тоже совсем по-новому: как постройку железно-стройную, вовсе не раскидистую… И как великолепно вошли в «Решку» новые строки
Тишина тишину сторожит [317] .
Я зашла к ней сегодня только предупредить, что заболеваю, ложусь и что ей принесут от меня всякие вкусности. Она обещала придти навестить меня.
316
«Так отлетают темные души» – № 20.
317
«Тринадцатый год» – первоначальное название «Поэмы». Потом так стала называться лишь первая ее часть – см. с. 524. О «Решке», как об одной из частей «Поэмы», – см. там же.
Новые строки – это строфа, начинающаяся словами «Карнавальной полночью римской» и кончающаяся: «В дверь мою никто не стучится, / Только зеркало зеркалу снится, / Тишина тишину сторожит» (см. ББП, с. 372 и 439).
Дров по-прежнему нет, а паспорт – после того, как Конторович добыл всякие бумажки – опять без движения лежит у той же Радзинской [318] .
По дороге домой купила ей две тарелочки и зеркало.
26 /XII 41 Лежу пластом. NN не пришла – не больна ли она?
27/XII 41 Ее нет. Уверена, что она больна.
2 8/XII Пришла NN, нарядная, красивая. Слава богу, я уже немножко починилась, а то совсем глупа была. Она, оказывается, тоже была больна – животом. Похудела. Кругом в комнате стояла галиматья, так что я только смотрела на нее, а говорить не удалось почти.
318
Лев Александрович Конторович (1892–1946), писатель, член групкома драматургов. О нем см. также на с. 432.
В их дом привезли наконец дрова. Но еще неколотые. Ух, как я рада.
29/ XII Сегодня письмо от Лели Арнштама, из Алма-Ата.
Убит Михаил Яковлевич Розенберг [319] .
Я знала, что так будет.
Я гибель накликала милым, —это она про меня написала [320] .
30 /XII 41 Вчера NN сидела возле меня часа четыре. При ней пришла Рина Зеленая, которая до этого изливалась мне в любви к ней. NN пригласила ее с Тихоновым
319
Лео Оскарович Арнштам (Леля, 1905–1979), кинорежиссер и сценарист, с которым Л. К. дружила еще со времен Тенишевского училища.
Михаил Яковлевич Розенберг, сценарист, работавший на Ленфильме. По его (и Н. Тихонова) сценарию Л. Арнштам поставил фильм «Друзья». Перед самой войной Л. К. вместе с М. Я. Розенбергом работала над сценарием о лейтенанте Шмидте, который тоже собирался ставить Л. Арнштам.
320
«Я гибель накликала милым» – БВ, Anno Domini.
321
Рина Васильевна Зеленая (1902–1991), актриса. Тихонов – Александр Николаевич. О нем см. «За сценой»: 37.
Сегодня она была тоже. Чувствовала себя как-то не в своей тарелке, жаловалась на озноб. Но в комнате, говорит, уже совсем тепло. Пожаловалась, что вчера там состоялось какое-то собрание, на котором она не была, но вечером все к ней заходили и пересказывали гадости: писатели уже обличали друг друга в краже продуктов, жульничестве и оргиях.
– «Ко мне пришла совершенно пьяная Раневская, актриса, топила мне печь… Ах, все ко мне врываются… Впрочем, она показала остроумие довольно высокого класса. Хозяйка, кокетничающая интеллигентностью, спрашивает у нее:
– Скажите, вы фаталистка? – Нет, я член Союза Рабис» [322] .
Я попросила ее перечесть «Я именем твоим». Она перечла и сказала: – «Вторая строфа тут плохая. И по звуку и вообще плохая. Не нужна эта развернутая характеристика» [323] ^.
Сегодня она была очень красива, и я впервые заметила, что челка подчеркивает татарский склад ее лица: челка выглядит немножко как «русская стрижка».
Заговорили о Бунине. Она не любит его стихов, чему я рада, так как не люблю их тоже.
322
Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984), актриса. О ней см. «Записки», т. 2, «За сценой»: _ Союз Рабис – Союз работников искусств.
323
Речь идет о строках: «И как приворожить меня прохожий мог / Веселый человек с зелеными глазами, / Любимец девушек, наездник и игрок…» По-видимому, строфа так и осталась незавершенной – см. примеч. с) на с. 387.
– «Вялые стихи, обо всем на свете, рассчитанные на академическую благовоспитанную публику. Сокровищ в них не ищите – как у Случевского или у Полонского или у Анненского [324] ). Строки «Нет ничего прекрасней, чем радуга оконченного страдания» (я переврала. – Л. Ч.) – я считаю самым лучшим, что было сказано в двадцатом веке [325] .
Поэты 90-х годов погибали от безвкусицы эпохи, не в силах были ее побороть, а Бунин был вполне удовлетворен своей эпохой. Когда при нем появился Блок, повеял новый ветер, он надел наушники, напульсники, набрюшники, думая, что так и должен вести себя классик. Очень глупая позиция».
324
Ахматова говорит о поэтах – Константине Константиновиче Сдучевском (1837–1904), Якове Петровиче Полонском (1819–1898) и Иннокентии Федоровиче Анненском (1855–1909).
325
На самом деле: «Но радуги нету победней, / Чем радуга конченных мук!..» – строки, завершающие стихотворение И. Анненского «В волшебную призму» («Кипарисовый ларец»).
Она ушла, заторопившись: Тихонов и Зеленая сегодня придут ее слушать.
Вчера я прочла ей «10 мая». Мне кажется, ей не понравилось. Она сказала: «Здесь у вас что-то новое, какой-то новый звук… Что ж, меняйтесь, меняйтесь» [326] .
1942
3/I 42 Вчера она пришла днем. Я вчера была несчастная, и потому она так добра была со мной.
«– Когда я вас долго не вижу, я опускаюсь. Правда, я заметила» – сказала она.
326
«10 мая» – стихотворение Лидии Чуковской, записанное в той же Ташкентской тетради. Под стихами пометка: «26–29/XII 41 Ташкент». И – рядом с заголовком: «Отъезд из Ленинграда. Конец моей жизни». Стихотворение начинается словами: «Так густо набухала тьма…». Стихи не включены автором ни в один из своих сборников.