Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
Потом показала мне «Поэму Горы». Я читала ей вслух. Меня поразила неуловимость этой вещи, ее безобразность, бескрасочность: слова, слова, очень убедительная интонация, а для глаз, для воображения никакой пищи.
Я всё это изложила.
– «Да, да, вот так все поэмы. «Поэма Воздуха» мне больше нравится, но та совсем заумная. А эта меня раздражает: говорит гора – без конца. И потом: какая злая вещь. Ей кто-то изменил, так она весь мир ненавидит… Нельзя же! А вы заметили – посередине – звучит Пастернак, но какой странный, не пастернаковский. Пастернак без щедрости, без детскости, без доброты…» [327] )
327
«Поэма Горы» и «Поэма Воздуха» – поэмы Марины Цветаевой.
Сегодня я
Разговор о Тимоше [328] .
Вечером она зашла за мной. Принесла Жене парашютиста [329] . Мы пошли к хирургу, оттуда на почту – писем нет – оттуда заглянули к Нечкиной – не застали, я проводила ее домой, она очень задыхалась на лестнице, потом сразу легла (как всегда) и закурила.
328
Тимоша – Надежда Алексеевна Пешкова, невестка М. Горького. О ней см. «Записки», т. 2, с. 224.
329
Женя – племянник Л. К.
Мы разговаривали о Ленинграде; я сказала, что переменила четыре квартиры, и спросила, сколько она. Она перечислила
На Выборгской (у Срезневских).
На Фонтанке, дом Шереметевых.
Москва – с В. К. Шилейко, в Зачатьевском.
Фонтанка, 18 – с Ольгой.
Сергиевская, 7.
Казанская – с Ольгой.
Фонтанка, 2 – с Ольгой [330] .
Мраморный дворец (квартира В. К.; они уже разошлись, он уехал в Москву).
Фонтанка, дом Шереметевых.
330
с Ольгой – то есть с О. А. Глебовой-Судейкиной. О ней см. «За сценой»:6.
Последовательность я, кажется, спутала.
3-4/I 42
На чужой земле умирать легко.Чужая земля не держитНи во ржи васильком, ни в окне огоньком,Ни памятью, ни надеждой.Только жить нельзя на чужой земле.Недаром она чужая.Глянь, звездами вовсю разыгралась во мгле,О горе твоем не зная.Ташкент [331]
5/I 4 2 Пришла к ней вечером. Она лежит. Голова кружится. Я уговорила ее измерить t°– 37,2. Но ни кашля, ни насморка. Только бы не легочное что-нибудь. Я была послана пригласить в гости Штоков. Исидор затопил печь, О. Р. сварила картошку и компот, – вскипятила чай. Они привели с собой своего друга, режиссера – его прекрасный, живой рассказ [332] .
331
Окончательный вариант см.: Лидия Чуковская. Стихотворения. М.: Горизонт, 1992, с. 25.
332
Ольга Романовна Шток – жена Исидора Петровича Штока. Режиссер – вероятно Валентин Николаевич Плучек (1909–2002). Перед войной Плучек руководил Арбузовской студией, где спектакли создавались коллективно, методом импровизации. Вскоре после начала войны Студия Арбузова стала передвижным фронтовым театром, а до этого недолго находилась в Ташкенте.
6/I 4 2 NN лежит. t° 36,8. Обедать ходила.
Очень грустна. Я поила ее чаем с принесенными бутербродами. Завтра принесу ей продукты – но, боюсь, тогда кончатся уже у нее дрова. Сегодня постараюсь раздобыть обещанный Юфит уголь [333] . Я прочла ей стихи. «На чужой земле».
– Прочтите еще раз.
Прочла.
– Прекрасные стихи. Замечательные.
От смущения и счастья я убежала к Волькенштейнам. Когда вернулась, она сидела на постели и повторяла мои стихи.
333
Матильда Иосифовна Юфит (1909–1993), писательница, жена писателя Павла Филипповича Нилина.
– Сядьте. Слушайте.
И повторила все восемь
Снова говорили о «Поэме Горы» и ее авторе. Мое чувство такое: слова есть, описательные, а самих вещей нет. Например, нет горы, о которой столько слов.
Я заговорила о слове «уничтожено». Тут же был Волькенштейн. Его вздорная болтовня. NN молчала. Потом, когда он вышел, согласилась со мной. «Это – растление».
Потом, заговоря о морали и значении ее для всего и для поэзии, сказала:
«Чужие люди за негоЗверей и рыб ловили в сети…Пушистой шкурой покрывали, —подумайте, это написал мальчик, распутный двадцатидвухлетний мальчишка… Вот что такое мораль» [334] ).
Потом я рассказала ей, совсем в другой связи, о том, как я била сумкой по голове шофера, переехавшего человека на шоссе и не желавшего возвращаться. Она мне рассказала:
334
Ахматова цитирует «цыгана дикого рассказ», то есть строки, посвященные Овидию в поэме Пушкина «Цыганы».
a) «Между помнить и вспомнить, други…» – строка из «Решки».
b) С. сказал Шуре, что более с женой не видится. А при мне и Шуре пришел с нею и Лебедевым в Европейскую. – Примеч. автора.
c) Тотя Изергина – Антонина Николаевна Изергина (1906–1984), специалистка по западно-европейской живописи, сотрудница Эрмитажа, ученица Н. Н. Пунина, жена директора Эрмитажа И. А. Орбели.
– «Когда я была беременна, Н. С. уехал в Слепнево, а я поехала к моей маме, гостившей в Подольской губернии [335] . Я всегда очень любила собак и жалела бродячих. Бродячие приходили к нам во двор, и я давала им кости. Там их очень много. Один раз я дала собаке кость, и она подавилась. Стоит и задыхается у меня на глазах… Тогда я подошла к ней, опустилась на колени, засунула руку ей в горло и вытащила кость. Все очень испугались, потому что я была тогда беременна. Но собака поняла, что я хотела ей помочь».
335
Н. С. – Николай Степанович Гумилев.
8/I 42 Вчера, под вечер, я пришла к ней, счастливая от того, что наконец иду не с пустыми руками.
Застала ее у Волькенштейнов. Она встретила меня так:
– «Л. К., я тут совершила страшное преступление! Такое, что меня бойкотируют все друзья, Штоки дали слово не приходить, Волькенштейны тоже… Железнова выгнала из комнаты старуху Блюм, которая у нее ютилась, выбросила в коридор ее вещи; я застала старуху плачущей в коридоре, где еще недавно умирал ее муж, и предложила ей переехать жить ко мне… Ну что? вы присоединяетесь к бойкоту? [336]
336
старуха Блюм – Мария Михайловна Блюм, вдова незадолго до того умершего в Ташкенте, в эвакуации Владимира Ивановича Блюма (1877–1941). В. И. Блюм, театральный и музыкальный критик, в конце двадцатых годов руководил музыкально-театральной секцией Главреперткома и травил в печати М. Булгакова и Вс. Мейерхольда.
– Присоединяюсь! – ответила я.
Передо мной сразу всё померкло от огорчения. Как! мало того, что ей дали самую плохую комнату в общежитии – маленькую, сырую, холодную – к плесени, к холоду и неустройству еще присоединится болтливая и глупая старуха Блюм! Я когда-то не хотела хлопотать о комнате для NN на Жуковской (бывшая Афиногеновой [337] )), потому что та комната большая, хорошая, и туда непременно кто-нибудь вселится. И вот, на 5 метров, А. А. сама себе вселила… А еще на днях говорила, что не пойдет жить с Е. В., так как хочет быть одна [338] .
337
Семья писателя А. Н. Афиногенова – его мать Антонина Васильевна Афиногенова (1879–1974) и дочь Светлана (р. 1929).
338
Е. В. – вероятно, Евгения Владимировна Пастернак (1898/99—1965), художница, первая жена Б. Л. Пастернака.