Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб
Шрифт:
Джеймс свистит, я выглядываю и вижу, как он показывает мне жестами, что нам предстоит делать. Я поворачиваюсь и повторяю эту пантомиму для Мишеля. Тот понимающе кивает и медленно приподнимается над капотом около передней правой стойки, выносит свою М-16 и ловит нужную зону в прицел.
– Вперед, – говорит он по-французски, и я отрываюсь от горячей пыли, уходя вправо от пулеметной точки.
Джеймс, увидев мое движение, пригибаясь, обходит точку слева. Мы осторожно огибаем гряду и почти одновременно приближаемся к ней. Джеймс чуть отстает и, увидев тело поверженного противника, кивает на него, а сам взбирается чуть выше и принимает обычную для него позу. Теперь моя задача – под прикрытием коллег осмотреть
Опасаться пулеметчика никаких оснований нет. Его смуглое тело, прикованное к пулеметному станку цепью за руку и за ногу, да к тому же почти обезглавленное, уже не представляет опасности, а вот опасаться его прикрытия или тех, кто его «пасет», надо, и это серьезное дело. Если они приковали человека на такой жаре и заставили его стать смертником, значит, они могут выкинуть любой фокус или оставить веселенький «сюрприз».
Я приближаюсь к трупу и чуть поворачиваю его, чтобы удобнее было обыскать и осмотреть. Половина головы разворочена, и один закатившийся глаз, глядящий куда-то вверх и в сторону, выглядит совершенно неестественно. В нос ударяет сладковатый запах мозга и крови, которая очень быстро сохнет на солнце.
Стоп! На этом нельзя акцентироваться, иначе накатит дурнотворная, неконтролируемая волна отвращения. Я облизываю пересохшие губы и быстро обыскиваю костюм пулеметчика. Ну конечно, ничего нет. Карманы пусты. Только на шее болтается дешевая цепочка с серебряным медальончиком в виде кобры. Пуля, разворотившая шею, чудом не задела цепочку, и та осталась целой.
Я снимаю ее, отмываю от крови под струей воды из канистры, которая как раз оказалась под рукой.
Огневая точка приспособлена для длительного пребывания: маленький навес над головой стрелка защищает от палящих лучей, канистра с питьевой водой, запас сухой пищи на один-два приема, сигареты. Пачка сигарет очень дешевая, местная, еще не распечатанная. Значит, можно надеяться на какие-то следы. Хотя сейчас тащить из машины чемоданчик и собирать все вещественные доказательства совершенно не хочется. Зачем? Еще раз взглянув на убитого, я понимаю, что других интересующих меня улик нет.
Мой свист привлекает внимание Джеймса. Я показываю ему, что закончил. Он машет рукой в сторону машины. Я киваю и, опять описывая дугу, выхожу к месту, где затаился прикрывающий нас Мишель. Увидев меня метрах в двадцати от себя, Мишель убирает винтовку в салон и, дернув рычаг, открывает капот. Теперь дело за ним. Надо проверить, что могло быть повреждено в моторе и чем это грозит.
Я смотрю, как Мишель колдует над движком, и понимаю, что сейчас ему никто не нужен. Еще раз осмотрев окрестности и удостоверившись, что движения или чего-то достойного внимания нет, я возвращаюсь опять к машине, приоткрываю дверь водительского сиденья и застываю как столб. У меня ком подступает к горлу, и я чувствую, струйки пота потекли по спине, по вискам и щекам.
Две пули продырявили стекло и прошли именно там, где я сидел, – одна продырявила насквозь сиденье и, пробив пол, ушла под машину. А вторая разворотила подголовник и, оставив большую рваную рану в открытом подлокотнике заднего сиденья, отрикошетила от стальной пластины, прикрывающей салон с тыла. Теперь, вся искореженная, она валялась на подушке сиденья.
Я глотаю застрявший в горле ком, нервно провожу по лицу ладонью, смахивая пот. Мишель хлопает крышкой капота и подходит ко мне. Проследив взглядом траекторию выстрела, он с пониманием качает головой и протягивает ладонь, как нищий, который просит подаяния. Я кладу в нее искореженную пулеметную пулю.
Мишель занял свое место, и мы поехали не торопясь. Проехав метров пятьдесят, я чуть притормозил, чтобы направлявшийся к дороге Джеймс успел подойти к точке встречи. Когда он приблизился к шоссе, мы были от него метрах в двадцати. Осталось только слегка притормозить, и через секунду наш рейнджер оказался в салоне. Он деловито ощупал подлокотник, задвинул его внутрь спинки, ощупал изуродованный подголовник у меня за головой.
– Счастливчик, – обыденно произнес он и, как обычно, полез в карман за своей фляжкой.
Мы с Мишелем одновременно протянули к нему руки с немым вопросом в глазах. Он сразу понял, в чем дело, и это привело его в неописуемый восторг. Он гоготнул и вначале вложил фляжку в мою ладонь. Я сделал маленький, как у нас говорят, мерный глоток и передал фляжку Мишелю. Тот проделал ту же процедуру и вернул емкость с живительной влагой хозяину. Джеймс завершил процесс точно таким же глотком, убрал фляжку в карман и, стряхнув на пол осколки стекла и ошметки моего подголовника, поудобнее устроился на сиденье.
Обжигающая волна алкоголя прокатилась по пищеводу. Захотелось потянуться и снять напряжение мышц. Я повел плечами, чуть напряг спину и ощутил, как напряжение понемногу начинает отпускать. Мыслями я постоянно возвращался к двум дыркам от пуль в лобовом стекле, окруженным сеточкой трещин, которые продолжали медленно удлиняться от сильной тряски. Но триплекс держался хорошо, и оставалась надежда, что мы доедем до места назначения с лобовым стеклом, а не в «полукабриолете».
В машине нас было трое. Дорога то была прямой, как стрела, то начинала судорожно петлять, словно металась из стороны в сторону. Мишель пару раз пытался сменить меня за рулем, но я упрямо качал головой, отметая его попытки. Сегодня я должен был сам довести машину до конечного пункта. Мишель понимающе кивнул и больше не возобновлял попыток отобрать у меня руль.
Впереди показалась развилка, после которой дорога, словно река, разделялась на два рукава, огибавших с двух сторон лесной островок, чтобы затем снова соединиться через несколько километров. Джеймс наклонился вперед, напряженно всматриваясь в заросли, Мишель контролировал правый сектор, я смотрел вперед и чуть влево от дороги. Машина продолжала мчаться вперед, ветер неприятно свистел в пулевых отверстиях на лобовом стекле, иногда постреливая через них в лицо песчинками. Подъезжая к развилке, я, подчиняясь внутреннему посылу, чуть вывернул руль влево, и мы вышли на встречную полосу.
Пассажиры отреагировали на этот маневр молчанием, и мы продолжили движение. Вдали показалось место соединения дорог в конце лесного островка. Деревья и кусты начали редеть. Вдруг вправо от нас промелькнули три серо-зеленые тени, и почти сразу раздалось несколько возгласов и послышалась беспорядочная стрельба. Пули засвистели позади «мерседеса». Одна или две чиркнули по багажнику, остальные либо застряли в стволах деревьев, либо унеслись в никуда.
В зеркало заднего обзора я увидел, как две бронемашины, проложив себе трассу через кустарник, выбираются на дорогу. Нога утопила педаль газа до пола. Мишель и Джеймс напряженно смотрели назад. Рейнджер готов был стрелять. Но я прекрасно понимал, что доводить до перестрелки нельзя: более сорока человек с автоматическим оружием и три тяжелых пулемета против нас троих – это более чем достаточно. Теперь все зависело только от скорости. «Мерседес», напрягая все свои силы, постепенно увеличивал расстояние между нами и преследователями. Броневики не могли тягаться с нами в скорости, но прямой участок дороги позволял им вести огонь.