Записки рецидивиста
Шрифт:
— Мани, мани ее, Мамед.
Мамед стал манить, отвлекать овчарку, а я подбирался поближе к ней сбоку. Потом со всего маху топором ударил собаку по шее. Она взвизгнула, перевернулась, и я ударил еще раз по голове. Собака затихла, мы по-быстрому сняли шкуру, порубили мясо на куски.
— Попалась, сука, которая кусалась, — сказал я. Взял бачок «девятку» из-под каши, положил мясо и поставил варить.
Остальное мясо завернул в старое одеяло и закопал в песок.
Когда мясо сварилось, позвали еще ребят, сели есть. В это время по запретке проходил собаковод, искал собаку,
Минут через двадцать по запретке летит «бобик». Поняли: менты. Из «бобика» вылез Мадаминов с надзирателями, направились к нам. В бачке было еще мясо, рядом стоял пенек весь в крови и лежал топор. Тут и без слов было понятно.
Капитан подошел, посмотрел вокруг, глянул на меня, спросил:
— Гдэ собак?
— В котле, — ответил я, рукой поглаживая себя по животу.
Капитан выругался по-узбекски.
— Развели здесь псарню. Сколько человек от собак пострадало. Смотри, начальник, а то полетишь в бачок следом за собакой, — продолжал я возмущенно.
Мадаминов внимательно посмотрел мне в лицо, я даже внутренне собрался, ожидая удара, но он ничего не сказал, повернулся и ушел с надзирателями.
Вечером, когда колонна зеков подошла к жилой зоне, Мадаминов встречал колонну, стоял широко расставив ноги и шлепая хворостиной по голенищу сапога. Зеки по пять человек подходили на шмон к надзирателям. Когда подошел я, капитан резко взмахнул рукой в мою сторону и рявкнул:
— Изолятор!
Подошел Мамед, его тоже постигла аналогичная участь. Нас двоих кинули в «трюм». На удивление, утром нас подняли на работу. Оказывается, Мадаминов дал нам по десять суток изолятора, но с выводом на работу. Придя на работу, вытащили мясо, стали варить, я даже рассмеялся:
— Ну, Мадаминов! Ну, молодец! Вот человек с понятием. Сообразил, что за раз мы такую суку съесть никак не могли. Вот и дал нам возможность доесть мясо. Так можно жить: днем мясо жрать, ночью в «трюме» спать. Ништяк додумался капитан. Уважил в натуре.
В это время из рабочей зоны на волю выезжал бульдозер. Остановился на вахте, солдаты произвели обыск, открыли ворота, трактор тронулся с места. Вдруг собачка, лежавшая в будке на цепи, выскочила и стала лаять под трактор. Солдаты нырнули туда, один выхватил пистолет и сделал три выстрела в воздух. «Железный фраер» (трактор) остановился, солдат крикнул:
— Вылазь!
Смотрим, вылазит Петя Белошенко — цыган, в зоне играл на аккордеоне. Оказалось, решил «идти менять судьбу» (совершить побег из зоны). Списался с домом, подъехала «Волга» на угол лагеря и ждала его. Петя лег под трактор, прицепился, но куртка его подвела. Одна ее пола свисала до земли, вот собака и учуяла. Петю солдаты вытащили из-под трактора, а его кенты в машине, видя «облом», дали по газам, только их и видали.
Вечером после съема с работы ко мне подошел Майборода, зек лет сорока, и говорит:
— Дим Димыч, утром шли по улице, ты видел, там люки канализационные открыты. Сейчас поведут по улице назад, так ты с ребятами станьте поплотней, я нырну в колодец.
— Годится, Майборода, — ответил я. — Ты только смотри, сбоку солдаты далеко, а сзади идут впритык к колонне и тоже с собакой.
— Все путем, Дим Димыч, утром я смотрел, внутри колодца можно нырнуть в сторону. Вам, главное, надо устроить толпу, маленький «хипиш» (скандал) и чуть-чуть тормознуться, «отвод дать» ментам (отвлечь внимание).
— Какой базар! Все будет натурально, — ответил я.
Нас вывели из рабочей зоны, побригадно посчитали, построили. Начальник конвоя — худой узбек, черный, как головешка, одни глаза, налитые кровью, блестят из-под лохматых бровей — крикнул:
— Колонна, вперед!
Колонна двинулась в путь. Солдаты-конвоиры, загорелые до ужаса, были под стать начальнику. Смуглые от природы, а тут еще целыми днями под палящим солнцем. Поневоле загоришь. Начальник конвоя всегда ходил в середине колонны, только голос его гортанный раздавался без конца:
— Колонна, подтянись! — А у самого аж слюна изо рта течет, как у пса.
Заключенные уныло брели по улице, поравнялись с канализационным люком, Майборода, как хорек, юркнул в него, никто толком ничего не понял, а мы почти не тормознулись, обошлись матерной перебранкой и небольшой потасовкой между собой в колонне. Когда солдаты поравнялись с люком, собака тянула куда-то в сторону, но они прошли мимо. Я боковым зрением наблюдал за дорогой — все обошлось благополучно.
Пропылили пять километров, подошли к жилой зоне. Утром особенно тяжел этот путь до рабочей зоны. Солнце поднимается, давит на мозги, у многих зеков начинает из носа идти кровь, задирают головы кверху, так и бредут. Возле жилой зоны нас, как всегда, встречает администрация колонии. Начальник конвоя кричит:
— Стой, колонна!
Побригадно пятерки зеков идут через шмон надзирателей. Когда подошла бригада Майбороды, то одного человека недосчитались. Бригадир сказал:
— Я не знаю, у меня все были.
Зашли в зону и тут же объявили общую проверку. Проверили. Человека нет. Проверили по баракам, потом по карточкам. Установили, кого нет: Майбороды.
Три дня нас не водили на работу. Тоже неплохо, праздник зекам. Мы даже боялись, что Майбороду быстро поймают и сломают нам кайф. Но Майборода молодец, товарищей не подвел, ушел с концами.
Нас опять стали гонять на работу. Как-то под конец рабочего дня ко мне подошел Федот — Васька Федотов.
— Дим Димыч, мне Райка Кочерга «грев» подогнала четыре бутылки сливянки, сама делает. Пойдем выпьем.
Мы выпили две, а две с собой прицепили. Ох и крепкая штука оказалась. После съема с работы мы отмахали свои пять километров. Перед жилой зоной в ожидании шмона вмазали еще две бутылки. И я что-то прибалдел. А тут еще смотрю, Юрка Котельников забазарился с кодлой Курбана, они недавно прибыли этапом. Завязалась драка. Мы с Васькой тоже кинулись. На меня навалились четверо, поначалу я удачно отбивался, но те стали наседать. Тогда я выхватил из кармана «десять суток» (складной нож), одному зеку развалил щеку ото рта до самого уха. Зек схватился за морду и кинулся между надзирателями в зону. Тут появился Мадаминов, подошел к колонне, спросил: