Записки. Том II. Франция (1916–1921)
Шрифт:
Все учатся, и на спине русского мужика строят государство. Господа либералы могут ругать и обвинять Деникина в чем угодно. Но в нем национальность и государственность, и потухнуть этому светочу нельзя. Если не может ярко светиться, пусть тлеет, но не тухнет.
8-февраля
В лице Лорис-Меликова {406} , барона Таубе {407} и Галеевского, приехавших сюда и посетивших меня, вырисовались монархисты чистейшей воды. Первый приехал из Берлина, второй из Упсалы, где он профессорствует, третий из Лондона, где близок с Дмитрием Павловичем {408} , которого известная группа англичан и русских выставляют претендентом. Они желают восстановления монархии. Многие желают того же. Я считаю, что обширная Россия может жить и развиваться правильно только при монархическом правлении.
406
Лорис-Меликов Иосиф Григорьевич (1872–1948), граф, русский дипломат. В 1914–1916 гг. 1-й секретарь посольства в США; в 1918 – участник Белого движения в составе армии Верховного правителя А.В. Колчака; с 1920 в эмиграции во Франции, принимал участие в переговорах в Берлине в качестве официального представителя Политического совещания.
407
Таубе Михаил Александрович (1869–1961), барон, дипломат, ученый-юрист, литератор. В 1911–1915 – товарищ министра народного просвещения, сенатор, член Государственного совета. В эмиграции с 1917 в Финляндии, Швеции, Германии; с 1921 – член Высшего монархического совета.
408
Дмитрий Павлович, великий князь (1891–1942), сын великого князя Павла Александровича. В 1916 г. участник убийства Г. Распутина.
Большинство русских думают, что надо развернуть стяг – и все образуется. Но для этого нужны деньги и люди. И тех и других в наличности нет, а если бы и были, то надо умеючи повести это дело, и раньше знать, как за это взяться. <…>
Борьба за монархию явится возобновлением ожесточения в усталом донельзя населении. Пойдет ли оно или предпочтет покориться настоящему, благо для массы в последнем какие-то реальные, а не призрачные выгоды.
Надо, значит, знать, что происходит в разных частях обширной России, чего желает, о чем думает и что может предпринять народное настроение и его мораль. Это одна сторона. Другая – монархисты даже если на первом плане поставили бы интересы страны, а потом монархии, должны представлять не стадо, а что-то объединенное. Но этого нет, ибо абсолютно ничего объединенного нет. Нет 10–20 человек, которые ради этой идеи готовы отдать себя целиком и отдать свои крохи на общую пользу. Каждый желает от осуществлении этой идеи получить, чтобы жить, ибо все голодны, а имущие, правда их немного, и ломаного гроша не дадут.
Говоря о деньгах, договорились до того, что жиды дадут, немцы дадут. Дальше этого в компрометировании самого принципа и идти нельзя. Это забава, занятие, но не трезвое дело, и такими путями можно только пошатнуть принцип, а не провести его в жизнь.
Не привыкшие вообще к самостоятельной работе, мы все мечтаем и думаем, что наши мечты осуществятся сами собой, что кто-то это сделает, а мы воспользуемся результатами. Устраивать заговоры заграницей, вдали от «чрезвычайки», очень удобно, но ведь это будут разговоры, а не дело. <…>
12-II-19
Со времени Брест-Литовского (договора) и дополнительного к нему договора Иоффе {409} специализировался по дипломатическим делам. Он творец договора с Эстляндией, и последний заключает в себе те же черты, что и Брестский договор. Не удивительно, что латышские деятели не желают отстать от эстонцев.
Так как за ними стоит английская государственность, то в сущности договоры заключены не с эстонцами, и в будущем и с латышами, а поверх их с английским правительством. Вчера в «Temps» 12–11 сказано, что, согласно сообщению из Вашингтона, правительство Соединенных Штатов решительно отказалось признать независимость Эстонии.
409
Иоффе Адольф Абрамович (1883–1927), дипломат, член РСДРП(м). В сентябре 1917 – член Петроградского совета и Петроградского военно-революционного комитета; в ноябре 1917 – январе 1918 председатель, позднее член и консультант советской делегации на переговорах в Брест-Литовске; с апреля 1918 – полпред РСФСР в Берлине, в 1920–1921 гг. руководитель советских делегаций на переговорах с Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей.
Из Варшавы сообщено, что по случаю третьего призыва большевиков к перемирию, Польша начнет с того, что заявит, чтобы Советское правление признало независимость Латвии, Литвы, Белоруссии и Украины.
Оба извещения имеют характер пропаганды. Польша с большой ловкостью стала во главе тех, которые устами своих правителей стремятся к отторжению этих земель от России. В этом она, и не без основания, видит закрепление своего могущества. Что думают в Москве, никто не знает, как никто не знает, как живут и что думают различные части России.
В свое время ни Франция, которая имела свои торгово-промышленные интересы в стране, ни Англия не установили связь и осведомление со страной, и ее государственные люди теперь так же не осведомлены, по отношению того, что делается в России, как и 2 года тому назад.
Ллойд Джордж торговлей хочет усмирить Россию. Ему все равно, большевики ли там или нечто другое. Он мирится с ними, лишь бы методы их управления были бы менее варварскими. Англичане довольны мыслями своего премьера, нарисовавшего привлекательную картину богатства России, которое благодаря курсу фунта, перекатится к ним и уменьшит дороговизну.
Все заботятся о себе, и это правильно, но будет ли это так, как думает Ллойд Джордж, покажет лишь будущее.
Французы менее довольны его мыслями и сомневаются, хотя тоже не знают, что в самом деле надо, чтобы неразбериха эта кончилась, что думают большевики, к чему они готовятся и ради чего? В этом еще большая путаница, и каждый, излагая свое, думает, что он отгадал и что большевики так и сделают.
Все это очень забавно, если бы для страны переживания эти не были бы так грустны и так тяжки. За последнее время большевики, по словам газеты, сделались националистами, и это не нравится здешним, ибо за этим кроется возможность воссоздания сильной России, которую никто не желает.
Как раньше желали ее военного могущества, понятно для себя, так теперь желают зерно и сырье, а эти продукты может доставлять и политически слабая Россия. Отсюда могут возникнуть опасности для Польши и Румынии, и это неприятно, придется помочь, а силы нужны на другое.
Национальная Россия, хотя бы под большевиками, может поддержать Германию. Она опасна Англии на Востоке, в Малой Азии. Пропаганда в этих местах большевиками уже ведется. Вообще с большевистским правительством начинают считаться очень, и так как его не знают и притом считают способным на все, и при том перед глазами доказательства их будто бы силы и ловкости, то щемящее чувство закрадывается в душу гордых правителей запада. Трудно отгадать им мысли и намерения большевистских правителей, гораздо труднее, чем нам, мы все-таки немного знаем природу наших людей, хотя бы и проживших заграницей, мы знаем нашу среду, наши условия жизни, наше мышление.
И как отгадать, что думают большевики? Обобщать все словом большевик нельзя. Употребляя это слово, мы будем говорить о правителях, подручные творят волю пославших их, а под ними известная часть разнузданной массы, которой большевики любы, пока первые не мешают ей в разбойных проделках.
Верх терпит эту массу поневоле, ибо это единственный слой, который их искренно поддерживает. <…>
Мне кажется не основательным, если большевистскому правлению приписывают захватные стремления к западу, югу и востоку. Если таковые проявляются, то это имеет скорее цель пропаганды и помимо их воли.
Укрепляя себя какими угодно мирными договорами, с широчайшими уступками русского добра другим, они на продолжительное время обеспечили себе все выгоды власти.
Ставить в заслугу улучшение железных дорог и других запущенных сторон жизни и выводить из этого, что они стали на почву государственного строительства, я не могу. <…> Они, как звери, в плену: у своих и чужих, и единственный выход – беспощадная борьба.
Успокойся они в этой борьбе, и все пойдет насмарку, и перед нами предстанут голые разбойники. Могут ли они видоизмениться? К сожалению, с самого начала они не стали на государственный путь, а теперь поздно. <…>