Запоздалое раскаяние
Шрифт:
– Ну, так, - проговорил он и поставил со стуком бокал на столик бара, - так далеко можно зайти, если вдруг потерять хладнокровие.
Жак дрожал от возбуждения.
– Вам еще повезло, - проворчал он.
– Наверно потому, что у м-ль Тусси больше ума, чем у вас.
Роджер быстро пришел в себя и уже снова начал подсмеиваться.
– Должен сказать, я хорошо понял вашу реакцию.
Он, видимо, не имел желания продолжать столкновение.
– Я полагаю также, что вы отклоняете мое предложение, - сказал он, надевая
Жак хотел только получить отсрочку.
– Если вы можете предоставить мне время...
– Сколько времени, мсье Меллерей?
– спросил Роджер.
– Я не могу бесконечно ждать.
– Как мне с вами связаться?
– Я буду держать с вами связь. Конечно, чем быстрее мы уладим дело, тем лучше.
Он взял с кушетки свою шляпу и вышел в переднюю.
– До сих пор я доставлял отрицательные сведения. Бесконечно это не может продолжаться.
Жаннина пошла к выходу и открыла дверь. Он вежливо поклонился ей.
– До свидания, м-ль Тусси. Пока, мсье Меллерей.
На пороге он вспомнил:
– Оставляю вам фото на память. У меня есть негативы.
Дверь за ним закрылась. Жаннина прижалась к Жаку, который молча погладил ее. Он проклинал свою непоследовательность. При сложившихся обстоятельствах, подумал он, рано или поздно должно было произойти то, что случилось сегодня в той или иной форме. Неужели он больше не будет иметь счастья? Может быть вымогательство было наименьшим злом? Все же его сознание восставало против этого.
– Если бы не ты, я бы его задушил, - сказал Жак через некоторое время.
– А потом?
– Потом... потом...
Они снова вернулись в комнату. Жак принялся ходить взад и вперед с сигаретой в углу рта, переходя от ярости к полной потере мужества.
– Тридцать тысяч франков! Черт возьми, где я их достану? И потом, мне их просто жаль отдавать!
– Ты предпочел бы расстаться со мной.
– Об этом не может быть и речи.
Правильней он должен был сказать:
– Об этом я еще не думал.
Даже если он решится с ней порвать, даже если он признается во всем своей жене и попросит у нее прощения, не будет ли это поздно, слишком поздно?
Она не стерпит того, что он ее обманывал, так же, как она не терпит противоречий со стороны кого-угодно. Жак хорошо знал ее. Она ему не простит и разведется с ним из принципа. И все прозойдет из-за этих дрянных фото. Она выгонит его на улицу, как шелудивого пса, не более и не менее. Возможно, она только добивается повода, чтобы избавиться от мужа, который больше ее не интересует.
Нет, не может быть и речи о том, чтобы он порвал с Жанниной. Но будет ли так лучше? Пару дней, пару часов назад он бы стал взвешивать все за и против: деньги или любовь. Теперь же дилеммы не было. Но проблема еще не была решена.
Жаннина сидела на кушетке, упершись подбородком в колени, обхватив руками ноги, в своем излюбленном положении.
– Ты уверен, что она разведется
– Так же уверен, как дваджы два - четыре, это я уже говорил тебе.
– Ты так же говорил, что не любишь ее.
– Счетную машину нельзя любить.
– Ну тогда чего же ты еще ожидаешь?
Она вскочила на ноги и встала перед ним румяная и свежая как роза.
– Уходи от нее.
– А куда, моя любимая малышка?
– Сюда, ко мне.
Разве он не должен быть вне себя от радости?
Однако он не реагировал и почти против воли ответил:
– Это ты говоришь не серьезно.
– Серьезно нужно решить, что ты собираешься предпринять.
Он знал это, он думал об этом в первую очередь с тех пор, как его материальное положение оказалось в опасности. Девять лет в золотой клетке уничтожили некоторые его привычки. Привыкнув к роскоши, будучи эгоистичным и слабовольным он боялся неизвестности завтрашнего дня. Неужели, после десятилетней супружеской жизни ему придется снова стать жалким инструктором лыжного спорта или клерком с зарплатой в 600 франков в месяц?
Нет, у него не хватит смелости.
– Представляешь ли ты себе, как я буду жить, потерявши место и без денег? Буду висеть у тебя на шее.
– Во всяком случае, без миллионов твоей жены.
Он не обратил внимания на сарказм.
– Без нее я ничто. Мы оба ничто, ты и я. Сейчас я могу тебе помогать - понемногу каждый месяц, это не тяжело... Хотя бы оплатой за наем твоей квартиры. А с тем, что ты зарабатываешь маникюром.
Он объяснял ей, уговаривал, доказывал... Он говорил много, чтобы подавить свой стыд, который пробуждался от сознания своей трусости.
Он слишком много говорил.
Жаннина положила ему руку на рот и пробормотала, не скрывая своего разочарования.
– Я знаю наперед все, что ты хочешь сказать.
Он еще больше застыдился.
– Ты на меня не сердишься?
– Боже мой, почему я должна на тебя сердиться?
Она не противилась, когда он прижал ее к себе, однако, тело, находящееся в его объятиях было пассивное, бесчувственное.
Вдруг его охватило желание зищитить ее от всего, что ей угрожало, от всех и в том числе от самого себя. Может быть это произошло под впечатлением беззащитности, которую она вызывала. Он любил ее, как дорогую хрупкую фарфоровую безделушку. Он влюбился в нее, он все еще любил ее, ибо она была слабее его.
– Доверься мне.
Как хорошо иметь кого-то под своей защитой. Он обманывал самого себя, опьяненный своими словами.
– Я найду выход. Вот увидишь, любимая, все будет в порядке.
Он почувствовал, как ее тело снова ожило и ощутил радость. Его энтузиазм разгорался.
– Я не допущу, чтобы этот мошенник разлучил нас, - сказал он, целуя ее.
Они долгое время пребывали в целомудренных объятиях. Где-то поблизости башенные часы пробили половину шестого. Чары были нарушены.