Запоздалый суд (Повести и рассказы)

Емельянов Анатолий Викторович

Нет, не говорит этих слов дед Ундри. Он видит, что не прошибить бригадира никакими словами. И говорит совсем другое.

— Да, пожалуй, ты прав… Носить на плече бригадирскую сумку легче, чем работать с топором в руках… Будь здоров, Ягур Иванович!

Выходит старик от бригадира придавленным, убитым. Кажется, что он стал даже ниже ростом.

Но вот мало-помалу походка его становится все тверже и уверенней. Дед Ундри переулком выходит на луга, где пасется конский табун.

Однако же и здесь старика постигает неудача. Конюх чуть ли

не слово в слово повторяет то, что он только что слышал от бригадира.

— Принеси бумажку от председателя или бригадира — дам коня.

«Принеси бумажку»! Где он возьмет эту бумажку?!

Все с той же, непригодившейся уздечкой в руках, возвращался дед Ундри в деревню. Уздечка оказалась ненужной, но сдаваться старик все равно не хотел.

«Ничего, есть еще выход, — говорил он сам себе. — Созовем соседей и посадим Розе картошку под лопату. Сделаем, по старому обычаю, ниме — помочь… И пусть Михатайкину с бригадиром будет стыдно. Если, конечно, какой-то стыд у них еще остался…»

Валька пригнал свой трактор к плотине, резко, чуть ли не с полного хода, заглушил мотор, вылез из кабины. Долго, тщательно вытирал не первой свежести тряпкой потное лицо, руки, потом в сердцах бросил вконец изгрязнившуюся тряпку на гусеницу и выругался:

— Черт меня потащил в чужой огород!

Валька запоздало клял себя последними словами, пытался найти и не находил никакого оправдания своему поступку.

Председатель заставил? Но ведь и своя голова на плечах есть… Вернется Петр — он же в глаза мне плюнет, и что я, ему скажу в свое оправдание? Скажу, что исполнял приказ председателя колхоза?..

Валька безнадежно махнул рукой и пошел прочь от трактора. Но сделал несколько шагов и остановился, поглядел вокруг.

Два бульдозера продолжали работу, то сходясь на дне оврага, то расползаясь в разные стороны и выталкивая впереди себя груды земли. Все круче становились склоны оврага, все выше поднималась земляная насыпь плотны.

Понаблюдав какое-то время за работой товарищей и оглянувшись на свой замерший бульдозер, Валька решительно повернул назад. Уволил его Михатайкин — что ж, пусть его. Но когда еще сядет за руль новый тракторист, а что машине зря простаивать?!

Он снова влез в кабину, завел мотор и двинулся к плотине.

Нож бульдозера мягко лег на влажную, блестевшую на солнце землю, впился в нее и пошел, пошел грудить, пока не вытолкнул на гребень насыпи.

Валька работал с каким-то мрачным ожесточением. Он не просто двигал рычагами и менял скорости, но в каждое движение словно бы вкладывал и злость на себя, и обиду на председателя.

Ладно бы еще чей огород он изуродовал, а то ведь… Эх! Они же с Петром друзья детства. Вместе росли, вместе в школу ходили. В армии и то служили в одной части, и домой вернулись в один день. И дальше шло все так же: вместе окончили училище и поначалу даже на одном тракторе работали. И вот… Пусть Петра нет в деревне, поговаривают даже, что, мол, неизвестно, вернется

ли он к Розе — какое это имеет значение. Роза — жена Петра и Галя — его дочка. Позор! Какой позор…

До самого обеда Валька проработал без единого перекура.

Товарищи-бульдозеристы остановили свои машины на обед, и он остановил. Но готовившая трактористам повариха Соня принесла обед только на двоих. То ли не знала, что Валька работает здесь, то ли ей уже успели сказать, что он уже не тракторист. Пришлось Вальке идти обедать домой.

По дороге, на деревенской улице, ему повстречался дед Ундри с уздечкой в руках.

— Слышал, что понаделали с Розиным огородом? — остановив Вальку, спросил старик. — Какой-то дурак-тракторист заехал на люцерну и сгрудил землю в кучу. Это же надо такое издевательство сделать над землей! Это же…

Слова деда Ундри — как соль на открытую рану, и Валька, видя, как старик все больше распаляется, хмуро оборвал его:

— Ну, пусть я сгрудил. Зачем спрашивать-то — ведь и так знаешь.

— Ты?! — дед вытаращил на Вальку удивленные глаза и вроде бы даже присел от негодования, — Да как же ты посмел? Да я тебе вот этой уздой голову прошибу… Нет, ты постой, постой, — видя, что Валька собрался уйти, старик коршуном вцепился в его рукав.

— Ты мне руку не щипай! — Валька сделал резкий рывок, но дедову клешню стряхнуть но удалось. — Если бы тебе приказали — ты бы что, отговариваться стал?

— Я тебя… — все больше свирепел старик, — я тебя научу надсмехаться над землей!.. Получаете много денег, зажрались, и уж стали забывать, что все — от земли. А вы землю рушите.

— Ты не мне, а Михатайкину скажи, — Валька опять рванул рукав, но дед все так же крепко держал в своей крючковатой клешне промасленный комбинезон.

— Как испортил, так и исправь… Петька-то — забыл, что ли? — твой товарищ, неужто не стыдно?.. Исправь, а то уздой так и исхлещу.

— Отпусти рукав, порвешь, — спокойно сказал Валька. Он уже принял решение. — Не только исправлю, но и вспашу. Мне сейчас все равно: что на свадьбу идти, что покойника хоронить. С работы меня уже сняли… Ну, говорю, снят я, снят, что выкатил гляделки-то, как полоумный.

— Как снят? — видно было, что деда Ундри Валькина новость сбила с толку. — За что?

— А за то, что не согласился портить огород Розы.

Дед как-то непонятно усмехнулся и, еще не успев как следует успокоиться, опять начал закипать.

— Ты что, прямо в лицо смеешься над стариком? Ты же портил землю, и тебя же сняли с работы за то, что отказался портить?

— Отпусти, говорю, рукав. При такой силе тебе вместо пенсии надо кувалду в руки дать и — в кузницу молотобойцем.

Вот только когда дед Ундри отпустил Валькин рукав. И сразу весь на глазах переменился. Голос и тот стал другим, тихим и просящим.

— Прости меня дурака. Послушай, Валя, будь богом, вспаши, что тебе стоит поработать пять минут. А я тебе поллитра — да что там — литру поставлю.