Запрещённый приём
Шрифт:
— Наверное, любой бы сорвался с катушек, если бы обнаружил труп своего родителя. — Сказала я.
— Под срыванием с катушек ты имеешь ввиду истерику? — Уточнил Олаф.
— Ага. — Ответила я и кивнула, как будто самого ответа было недостаточно.
— Она не была в истерике.
Мы с Ньюманом переглянулись.
— Мы же сами только что видели, как она вела себя так, словно у нее истерика. — Сказал Ньюман.
— Видели — да, но ее эмоции не соответствовали тому, что мы видели.
— Ну-ка
— Когда Ньюман начал задавать ей вопросы, она испугалась.
— Как ты это понял? — Спросил Ньюман.
— По запаху.
Ньюман недоуменно моргнул, но не стал докапываться. Молодец.
— Она пережила жуткие вещи. Разве вспоминать о таком не было бы страшно?
Олаф покачал головой.
— Пик ее страха пришелся на первую половину твоего вопроса.
— В смысле, на «Бобби сказал, что был с тобой тем вечером»? — Уточнила я.
Олаф кивнул.
— Она казалась возмущенной. — Заметил Ньюман.
— Она вела себя так, будто возмущена этим, но ее истинной эмоцией был страх.
— Я могу понять отвращение, возмущение, злость, но почему страх? — Спросила я.
— Может, потому, что это связано с убийством? — Предположил Ньюман.
— Я бы поверил в это, но ее эмоции шли вразрез с той болью и печалью, которые она демонстрировала. — Возразил Олаф.
— В смысле? — Не поняла я.
— Я почуял страх, она была в панике, а потом эти эмоции просто исчезли. Она была спокойна, когда кричала на нас.
— Хочешь сказать, это все был спектакль? — Уточнила я.
— Я хочу сказать, что она пахла не так, как себя вела. Я выяснил, что люди могут контролировать большую часть своего тела, но не свой запах.
— А у всех эмоций есть запах? — Поинтересовался Ньюман.
— Нет, либо мне таковые пока не известны. Я по-прежнему относительно неопытный оборотень. Анита может спросить об этом у своих женихов. Они живут с этим гораздо дольше меня.
Я оценила, что Олаф осознавал более высокий уровень опыта Мики и Натэниэла. Тот Олаф, которого я встретила много лет назад, был слишком неуверен в себе, слишком озлоблен, чтобы признать хоть малейшую слабость. Или, может, он просто не мог признать слабость перед женщиной. Так или иначе, это был прогресс.
— Спрошу у них, когда мы поговорим в следующий раз.
Ньюман шагнул к Олафу, так что я шагнула к ним обоим.
— Хочешь сказать, Джоселин притворялась, что страдает сильнее, чем на самом деле?
— Так и есть.
Ньюман уставился на меня.
— Думаешь, она лгала о чем-то еще, помимо собственных эмоций?
— Ты всего один вопрос ей задал, Ньюман. Всего один. Потом она забилась в истерике, и допрос был окончен. Врач нас к ней больше не пустит. — Ответила я.
— Я могу получить судебное предписание для допроса.
— Это займет время. — Возразила я.
— Нам всего восемь часов добавили. Я не хочу тратить их на препирательства с судьей. К тому же, если Джоселин опять закатит истерику, с постановлением суда или без него, мы все равно не сможем ее опросить.
— Согласна.
Из-за угла вышел доктор, и мне не нужно было быть оборотнем, чтобы понять, что он взбешен. Это было ясно по его лицу и телу.
— Как вы посмели явиться в мою больницу и угрожать моей пациентке?
— Мы ей не угрожали. — Возразил Ньюман.
Доктор вскинул руку, прерывая любые возражения.
— Сестра Браймли все слышала. Поэтому она и позвала меня.
— Сестра Браймли — высокая такая, Патриция? — Уточнила я.
— Да.
— Она правда сказала, что мы угрожали Джоселин?
— Сестра сказала, что вы запугали ее и довели до истерики. Не знаю, что за гестаповские методы вы, ребята из сверхъестественного отдела, обычно используете, но я не позволю вам запугивать пациентов этой больницы. Нам опять пришлось дать ей успокоительное.
— Я вам клянусь, что мы задали ей только один вопрос. — Сказал Ньюман.
— Мне нужны ваши фамилии. Я подам жалобу вашему начальству. — Доктор вынул своей телефон — очевидно, чтобы записать наши имена.
— За что же? — Поинтересовалась я.
— За то, что угрожали моей пациентке. Она и так через многое прошла.
— Я клянусь, мы ей не угрожали. — Повторил Ньюман.
— Вы трое маячили над ее кроватью. Вполне достаточно для угрозы. — Парировал доктор. Он уже был готов записывать. — Назовитесь.
— Мы не маячили над ее кроватью. — Возразила я.
Доктор указал на Олафа своим телефоном.
— Как он может не маячить? Вам нельзя было оставаться с ней наедине!
— Вы утверждаете, что человек определенного роста будет для вас угрожающим только потому, что он высокий? — Уточнила я.
— Нет, но он — да.
Это, конечно, была правда, но этот доктор так меня выбесил…
— Вы утверждаете, что чей-то физический облик сам по себе — что-то, что человек не в силах изменить, как цвет кожи, например, вас пугает? — Поинтересовалась я.
Доктор нахмурился, размышляя над тем, что я сказала.
— Я ничего не сказал про цвет кожи. И вообще, он — белый.
— У вас проблемы с тем, что он — белый?
— Разумеется нет.
— Хотите сказать, у вас были бы с ним проблемы, не будь он белым?
— Ну конечно же нет! — Возмутился доктор.
— Блейк… — Мягко начал Ньюман. Думаю, он хотел, чтобы я отъебалась от доктора.
Врач тут же напечатал что-то у себя в телефоне.
— Маршал Блейк, как ваше имя?
— Анита. — Ответила я.