Запретный плод
Шрифт:
Справа от входа стоял русоволосый парень в точно таком же костюме, но меньше как минимум на два размера. На нем он тоже сидел безупречно, но иначе, из-за разницы в телосложении. Поджарый, но худощавый, он казался выше ростом - лишь казался. Слегка вытянутое лицо, чувственные губы – он изучал толпу с отрешенным видом, будто мысленно находился совсем в другом месте. Спрятав руки за спиной, расставив ноги, подражая охранникам на входе в элитный ночной клуб, смотрел вдаль. Но когда я проходила мимо, то поймала на себе его взгляд. Пронзительно-серые глаза с едва уловимым намеком на желтизну. Я забыла, как дышать, и вдруг планета остановилась, воздух застыл, а все эти люди на долю секунды стали неподвижными фигурками в стеклянном шаре. Меня затягивало в серо-желтый омут, я проваливалась так быстро, что закружилась голова. Послышался шум дождя, и звук приближался, нарастал лавиной, повеяло сырой землей и холодом. По моему лицу сбегали ледяные капли, волосы промокли и потяжелели, а вокруг колыхалась ковыль. Снова оказавшись в поле за домом Адрианы Хиггинз, я дрожала, глядя в глаза неизвестного, притаившегося за высокими стеблями травы.
Мы смотрели друг на друга лишь мгновение, и я отвела взгляд первой, устремила его в холл Университета. Разорвала воспоминание, не выдержала его реалистичности. Меня все еще трясло, я ощущала капли на коже, хотелось их смахнуть, стереть ладонью. Но вспомнил ли он меня? Почувствовал ли то же, что и я? Навряд ли. Изображая гордое безразличие, я прошла к дверям, придерживая подол платья. Сердце трепетало, норовя выпрыгнуть изо рта. Огни Университета завертелись надо мной ослепляющей каруселью – мы на верном пути. Один из фамильяров найден, но не вычислен. Предстояло сорвать с него маску. Не такое уж и плохое начало! От волнения пересохло в горле, но я старалась дышать ровно, переступая ступень за ступенью. Вечер только начинался.
Я вошла в холл, залитый мягким желтым светом. Пестрый поток гостей вливался в переход и проносился бойко бегущей рекой в соседнюю башню. Я старалась не отставать, чувствуя на себе взгляд Джоша, затерявшегося в гуще толпы. В тусклом освещении витражи переливались волшебным калейдоскопом. Разноцветные тени плясали на потолке и стенах, перекликались с черными бусинами на моем платье. Оно было насыщенно-алым, корсет отделан черным изящным кружевом. Пышная юбка мерцала россыпью золотой пыльцы, отбрасывая солнечных зайчиков, они тут же заполнили небольшое помещение. Завитки, расшитые бисером, рисовали тонкий узор на струящейся ткани. Туфли на высоком каблуке, черные и мерцающие, на руках – перчатки до локтей. Волосы собирала на затылке заколка, украшенная агатами, они стекали мягкими шелковыми кольцами на обнаженные плечи. Карнавальная маска вторила платью – красный атлас, черное кружево и золотая пыль. Я потратила уйму времени на сверкающий черно-золотой макияж, но из-за маски были видны лишь мои ярко-красные губы. Придерживая подол, я шла и ощущала себя королевой в этом роскошном наряде - одинокой и покинутой. Мой король в этот вечер окружал вниманием другую девушку, и они должны были уже подъехать к зданию Университета.
Марисса…. Мысль о том, что они явятся на бал под ручку, неприятно холодила душу. Еще хуже становилось, когда я думала о том, что Бен будет с ней флиртовать, заигрывать, используя все возможное оружие, имеющееся в его арсенале. Он не осознавал, что ему не нужно особо утруждаться – девушки падали штабелями перед бэлмортами, улыбнись они или лишь одари теплым взглядом. Природный дар, врожденная особенность, как у хищных и ядовитых цветов. Они приманивают беззаботное насекомое своей необузданной красотой и экзотичным ароматом, а потом безжалостно поедают. Бэлмортам не нужно выделываться перед жертвой – все за них делает их темная сущность.
Я почти миновала проход, когда взгляд невольно скользнул в сторону мерзкого дерева. Толпа в ярких нарядах загораживала его, но я замедлила шаг и всмотрелась сквозь мелькающие силуэты. Растение раскинуло голые кривые ветви и выглядело, как живое – в свете ламп сочные плоды переливались перламутром, будто оно радовалось предстоящему пиру и принарядилось по случаю. Дерево напиталось, его наполняли мерзкие соки, бежали под корой, точно кровь по венам. Меня замутило. Я ускорила шаг, чтобы поскорее покинуть переход и избавиться от скверного ощущения. К дереву придется вернуться, но позже. И желательно спалить к ехиднам.
Среди торопливой толпы выделялась необыкновенно красивая пара. Маги расступались перед ней, как река перед камнем, и провожали восхищенными взорами. Лорелея и Джош. Она шла, держа его под руку. Вернее было бы сказать – грациозно и горделиво плыла. На русалке струилось тысячей искр платье нежно-бирюзового цвета, меняющее оттенок в зависимости от освещения. Когда на него падал свет фонарей, платье отдавало зеленой и безумно походило на рыбью чешую. Густые золотистые волосы стекали волнами на точеные плечи. Лорелея выглядела восхитительно, и Джош украдкой косился на нее. Все смотрели на русалку – маги чувствовали ее энергетику. А я особенно остро, даже когда нас разделял десяток представителей волшебного народа. Она цеплялась тонкими пальчиками за локтевой сгиб стройного мужчины в черном костюме и маске, расшитой серебристо-черными пайетками и блестками. Джош будто родился в нем - идеальные изгибы, ровные линии, точно повторяющие стройный силуэт. В петличке красовалась водяная лилия в тон платью Лорелеи. Он смотрелся, как эффектно упакованный подарок, и русалка изображала довольную обладательницу. Эта парочка обещала произвести фурор на сегодняшнем мероприятии. Я нисколько не сомневалась в том, что всеобщее внимание будет к ним приковано. Этого мы и добивались.
Я покосилась в их сторону, Джош почувствовал и повернул голову. Он поглядел на меня с каменным выражением лица и подмигнул. В ближайшие пару часов мы могли общаться исключительно мысленно, и когда я собралась с духом и переключилась на его волну, меня охватило напряжение. Мы все волновались, а, значит, могли потерять контроль. Сила, будто сжатая пружина, норовила вырваться из телесной оболочки и заполнить все вокруг, коснуться каждого присутствующего и прощупать. Предстоящая вечеринка будоражила сознание юных магов, и они не сдерживались, забывали про прущую через край магию, а мы задыхались от ощущения их объединенной силы. Энергия клубилась, заряжала воздух, ее можно было попробовать на вкус, покатать на языке, как конфету. Наша магия ответно рвалась наружу – защитный рефлекс. Если не расслабимся и не начнем получать удовольствие от происходящего, то сорвем ко всем вивернам операцию.
Хотелось обернуться и оглядеть толпу, найти глазами Бена и Мариссу, но я сжала ткань платья в кулачках и ускорила шаг. Проклятье, меня же трясло от ревности! Сама уговорила его окрутить Мариссу и выведать как можно больше – так было нужно для нашего общего дела. Ревность – поганый червь, пожирающий сердце изнутри, и в большинстве случаев она не поддается логике. Особенно когда осознанно отправляешь объект своего вожделения в объятия другой женщины. С моей подачи Бен в эту самую минуту где-то обжимался с Мариссой, хотя восторга моя гениальная идея у него не вызывала. Я поняла это по тяжелому ледяному взгляду, которым он одарил меня, когда мы расставались перед балом. Так что наберись терпения, Эшли, и не рисуй в воображении страшные картины гипотетической измены! Бен пошел на это ради тебя и расследования, так что еще стоило проявить благодарность к его героическому поступку. Но от чего же тогда ком в горле и глаза щиплет?
Меня несло потоком к приемному залу, музыка гремела, разносясь тонкими отголосками эха по коридорам башни и переходам, где им вторили витражи. Звон, восторженный шепот, доносящийся отовсюду, запах мишуры и шампанского – народ шел на него, слетался, как пчелы на нектар. Голова шла кругом, звуки затухали и сливались в монотонный грохот, перебиваемый чьим-то смехом и звоном бокалов. Шорох платьев и шарканье ног по натертому до блеска паркету, обзор загородили высокие прически и широкие спины - мое безвольное тело внесло в двери, и бал обрушился волной музыки и брызгами конфетти. Я будто очутилась в чужом сне. Огромное помпезное помещение радовало глаз золотом и благородной белизной. Оно вращалось, как сумасшедшее, стены и люди слились в пестрые ленты, закручивающиеся вокруг меня. К горлу подкатил кисло-сладкий ком, и я прикрыла лицо руками. Показалось, что падаю назад, но чьи-то руки подхватили меня за талию и поставили на ноги. Распахнув глаза, я изумленно ахнула – меня кружил в танце совершенно счастливый Ровер.
На его губах играла улыбка. Он смотрел на меня сияющими глазами и вел в танце, придерживая за талию. Белый костюм-тройка с золотыми пуговицами отливал глянцем. Отложной воротник белой рубашки украшал невесомый шелковый золотистый платок, перехваченный старинной брошью с благородным блеском черного агата. Ровер был выше меня, из-за чего приходилось слегка запрокидывать голову, чтобы видеть все его лицо сразу. Нежная на ощупь и скользкая ткань пиджака – моя ладонь лежала на его плече. Костюм без лишних деталей, явно сшитый по меркам, идеально подчеркивал стройную мужскую фигуру. В образе Ровера не было ничего лишнего. Русые волосы развивались от быстрых и плавных движений и снова падали на лицо – притягательное, с правильными чертами и россыпью светлых веснушек на носу. Я смотрела на него и испытывала нежность, а он с теплом смотрел на меня. Никаких мыслей, только пульсирующие в сердце чувства, от которых хотелось улыбаться. Глядя в его васильковые глаза, я понимала, что значит любить до слез, и не замечала никого вокруг. Танец, неторопливый и изящный незаметно менялся, и вскоре музыка стала громче, а ритм быстрее и настойчивее. Лицо Ровера изменилось – оно похолодело, разгладилось, и только морщинки на лбу говорили о том, что он напряжен. В глазах появился металлический блеск, губы сжались в линию, и я переняла его настроение. В зале стихли краски, померк свет, одна за другой гасли лампы, а Ровер сменил белоснежный костюм на иссиня-черный. Склонив голову, он чуть сильнее сжимал мою руку и тверже держал за талию, холодно глядя в глаза. И я не смела моргнуть. В воздухе витала магия, согревающая и мягкая, словно вода. Она приятно обволакивала, но я сбрасывала ее объятия небрежным движением плеча. На прекрасном лице Ровера пролегла тень печали. Мы кружили по залу, где почти не осталось людей, или их силуэты слились с общей картиной, став частью интерьера. Плавно и заученно двигались, будто тысячу раз танцевали вместе и именно здесь. Знали каждую щербинку в полу, за которую можно зацепиться подолом платья, каждый бюст и вазу с цветами, обтекали столики, словно ручей. Этот зал был нашей жизнью, его стены видели каждый наш день и сейчас переживали вместе с нами ссору, которая затянулась и причиняла боль обоим.