Запятнанная кровью ложь

Руби Шай

В коридорах темно и жутко, и если бы не мой пистолет, я бы чувствовал себя так, словно кто-то собирается наброситься на меня в любую секунду. Однако я держу пистолет у бедра, положив руку прямо на него, он заряжен.

Я стучу в дверь и меня приглашают войти.

— Мистер Армстронг, — приветствую я его, и он кивает в ответ. — Работа завершена. Уборщики на месте.

— Дай мне взглянуть.

— Вот. — Я отдаю свой одноразовый телефон с доказательством смерти от уборщиков, фотографией всего окровавленного тела.

Мистер

Армстронг снова кивает — это, пожалуй, единственное, что он умеет делать в общении, и лезет в свой стол. Серебряная монета мерцает, когда он вытаскивает ее, на нее падает свет настольной лампы, и он протягивает ее мне. Я забираю ее, как будто она мой спасательный круг, потому что так оно и есть, и кладу в карман, чтобы пополнить свою коллекцию.

— Спасибо, — говорю я, разворачиваясь, чтобы покинуть офис и отправиться домой. — Спокойной ночи.

— Ты почти закончил с этим, Николай. Я просто хочу, чтобы ты знал, я горжусь тем, как ты справился. Не облажайся.

Я смотрю на него через плечо, киваю и выхожу. Он знает, что я не собираюсь сидеть здесь и ждать Кармы, в то время как Леонардо Коломбо ходит по земле, как будто ничего никогда не происходило. С ним ничего не случилось, но это случилось со мной и его невестой.

Я видел, какой опустошенной она была на похоронах своего брата. Я наблюдал издалека. Это только вызвало у меня укол вины, когда я увидел, насколько она была подавлена, зная, что теперь ненавидит меня, и я не мог помочь ей пройти через это. И я не виню ее, если она меня ненавидит, но также не думаю, что она даже знает, что я убил ее брата, судя по тому, как она со мной обращается. Я хочу помочь ей пройти через это, одновременно отомстив. Возможно ли это?

Я не только хочу смерти Леонардо, я хочу раздавить его эго, растоптать его достоинство точно так же, как он поступил со мной. Потом, когда он умрет, у меня будет два выбора: бросить ее или оставить себе. Держу пари, он перевернется в гробу, когда увидит, как мы трахаемся.

Как только я выхожу из офиса, мой самый большой кошмар воплощается в жизнь.

Мой отец, Олег, заталкивает меня обратно в кабинет декана. Мистер Армстронг выходит так, словно у него просто еще один рабочий день, и я полагаю, что так оно и есть. Никто не связывается с Элитой. Нервы сжимаются у меня в животе, когда он закрывает дверь, и я не знаю, чего ожидать. Я нечасто вижусь со своим отцом, а теперь он приходит без предупреждения?

— Николай.

— Отец, — рычу я.

— Я слышал, ты почти закончил со своими монетами. — О, так вот почему он здесь. Чтобы убедиться, что я не испорчу все.

— Не волнуйся, я тебя не разочарую.

— Ты уже делаешь это без особых усилий. — Он улыбается, хотя это не касается его глаз. Поэтому я отвечаю ему своей улыбкой. — Не ставь меня в неловкое положение. Ты сделаешь это как можно скорее.

Я киваю

один раз.

— Как только мне позвонят еще раз, все будет кончено.

— Хорошо.

Он даже не обращает на меня внимания, прежде чем развернуться и выйти из офиса, оставив опустошенным и сбитым с толку. С тех пор, как кое-что произошло с моей матерью, я ненавижу его. Ненавижу его как личность, и он знает это. Когда она умерла, он не утешил меня. Как будто ему было наплевать на ее смерть. Ему также было на меня наплевать.

И я все еще ненавижу его.

Я всегда буду ненавидеть.

Он забрал у меня кое-что ценное и не может вернуть. Теперь все, что у меня осталось, — это воспоминания, которые преследуют меня. Неплохие воспоминания, хотя они все еще причиняют боль.

Дорога домой короткая. К счастью, у нас есть дом в полном распоряжении — у членов Дьяволо — и я паркуюсь там, где обычно. Уже почти пять утра, а мне нужно рано вставать, чтобы пойти на занятия. Или, скорее, не спать. Я не могу просто прогуливать, когда учусь на последнем курсе подготовки к медицинскому.

Ребята уже завтракают; они не лягут спать по крайней мере до шести утра, им повезло, что у них только дневные занятия. Должно быть, здорово.

Илья отрывается от своих блинов.

— Там, откуда они взялись, есть еще, если хочешь.

— Тяжелая ночка? — Спрашивает Дмитрий с усмешкой.

— Можно и так сказать, — отвечаю я, беру себе блинчики с сиропом и сажусь напротив них на кухонный островок из белого мрамора. Иногда немного странно находиться на их орбите. Они — клубок напряжения, никогда не знают, чего хотят, но и не позволяют друг другу двигаться дальше. Они играли в эту игру много лет, и у Ильи есть та итальянская девушка, которая тоскует по нему. Он развлекает ее, и Дмитрий злится из-за этого.

— Видел сегодня твою девушку, — говорит мне Илья, и мои мышцы непроизвольно напрягаются.

Я вспыхиваю, но заставляю себя расслабиться.

— Она не моя девушка, а всего лишь средство для достижения цели. — И все равно меня бросает в жар при одной мысли о том, что он разговаривает с ней.

— Она спрашивала о тебе, — отвечает он, откусывая еще кусочек.

— О? — Я поднимаю бровь, глядя на него, внезапно чувствуя возбуждение от ответа. — И что ты сказал?

— Что я ни хрена не знаю о том, где ты находишься.

Она спросила, где я. Не знаю, должен ли я волноваться или радоваться. Я что-то чувствую. Я просто не могу точно определить, что означает напряжение в моей груди. Наверное, злость на Илью.

— Я слышал, как она говорила Энни, что скучает по тебе, — говорит Дмитрий, и я, прищурившись, смотрю на него.

— Почему ты всегда лжешь мне в лицо? — Спрашиваю я. Я точно знаю, что она этого не говорила.

— Он не лжет, — перебивает Илья. — Хотя была пьяна.