Зараза/Испорченный (др. перевод)
Шрифт:
– Это он? Это Джастис Дрейк?
– выплевывает он, явно забавляясь происходящим. Я чувствую его прямо у себя за спиной, и понимаю, что мне придется повернуться. Я больше не могу прятаться.
Будь это романтическая комедия или мыльная опера, в этот момент на экране появилась бы рекламная заставка, заставив зрителей в напряжении ждать продолжения. Отличный момент, чтобы прервать просмотр, зная, что никто не покинет место перед телевизором.
Но это не шоу и не сериал. Нет крупного плана лица Эвана Карра, на котором появляется выражение чистого шока и отвращения, когда я поворачиваюсь к нему. На фоне кульминации
Это жизнь. Моя жизнь. Жизнь, которая прожевала и выплюнула меня без тени сомнения.
– Шон Майкл? Это ты? Что ты здесь делаешь? И что, черт возьми, ты хочешь от моей жены?
Я не могу вымолвить ни слова. Не могу. Я просто молчу, пока вспышки камер освещают мое лицо. Наша аудитория, затаив дыхание, ждет, что будет дальше. Я не двигаюсь, все мои конечности словно покрываются льдом, и я так и стою на месте, пока не чувствую мягкое прикосновение Элли к своему предплечью. Я замечаю её рядом с Эваном, смущенное выражение её лица так резко отличается от его.
– Джастис, о чем он говорит ...
Эван практически отталкивает ее в сторону и движется в моем направлении.
– Подождите. Минутку… Вот дерьмо…Ты и есть Джастис Дрейк? Ты - это он?
– Он начинает истерически смеяться и драматично поднимает руки.
– Да ты должно быть шутишь! Шон Майкл - гребаный Джастис Дрейк. И, похоже, он хочет украсть у меня жену. Прекрасно.
Каждый мускул в моем теле дрожит от гнева, и я едва могу двигаться. Не знаю, как долго я стоял там в оцепенении, метая кровавые кинжалы в этого захудалого актеришку Эвана, пока Элли не появилась в поле моего зрения.
– Джастис, что происходит? Пожалуйста, скажи мне.
– Беспокойство появляется на ее прекрасном лице, и меня пронзает чувство вины, потому что именно я причина этого беспокойства.
Я открываю и закрываю рот, пытаясь подобрать слова и все ей объяснить, но Эван, будучи эгоистичным ублюдком, каким он был с самого рождения, лишает меня такой возможности.
– Киска-Элли, милая, познакомься с Шоном Майклом. Внебрачным сыном моего отца и моим сводным братом.
И весь мой страх и стыд, которые я так долго скрывал ото всех, вырывается наружу. Я вижу отвращение на её лице, когда она смотрит на меня. Вспышки полдюжины камер освещают предательство и боль в ее глазах. Но она не чувствует предательство со стороны Эвана, ее мужа, который все это время хранил тайну такого масштаба. Она думает, что именно я тот, кто её предал. Словно это моих рук дело. Словно это я заставил его отца - своего отца - изменить жене с молодой, наивной горничной, которая родила от него сына спустя всего два месяца после рождения Эвана.
– Ты его брат? – прерывисто шепчет она.
– Ты один из Карров?
– Сводный брат, - говорю я, наконец обретя собственный голос, хотя теперь это вряд ли поможет. – И блядь, нет, я не один из Карров.
В ее полных слез глазах разгорается пламя.
– Так ты знал обо мне? Ты знал, кем я была, с самого начала?
– Она качает головой, морщась от отвращения.
– Боже мой. Ты все это время знал. Ты просто воспользовался мной, словно я какая-то пешка ...
Я пытаюсь подойти к ней, но она делает шаг назад.
– Нет! Не смей так думать. Да, я знал о тебе, но ...
– Что "но"? Как ты объяснишь все это, мой маленький братец? – самодовольно вставляет Эван.
–
– Адвокаты твоего отца? Ты имеешь в виду адвокатов твоей матери? Ты всегда прятался за ее юбку, и прекрасно знаешь, что именно она это организовала.
Эван пожимает плечами.
– Какая разница. Но видишь ли, свойство брака в том, что он объединяет. Мы все одна семья. А ты и твоя шлюха-мать всегда будете наблюдать за происходящим со стороны.
Джимини Крикет и маленький дьявол на моем плече замолкают. Слепая ярость застилает мне глаза, когда я бросаюсь вперед и, схватив Эвана за горло, впечатываю его в стену. Я ничего не слышу. Ни испуганных криков женщин, которые со страхом наблюдают за всем со стороны. Ни щелчков камер, фиксирующих происходящее на пленку. Я не чувствую, как Элли дергает меня за руку, умоляя остановиться, или как Рику пытается оттащить меня от Эвана, прежде чем я сделаю то, о чем мечтал последние десять лет. Мной руководит лишь ярость, заставляя до онемения сжать руку на его напряженном горле. Я смотрю в эти полные страха голубые глаза, такого же оттенка как мои собственные, и сдавливаю еще сильнее.
Я собираюсь его убить.
Я действительно собираюсь его убить.
У меня украли детство, потому что мать Эвана запретила моему отцу признавать меня. И когда он устроил меня в лучшую подготовительную школе в городе, то и это у меня отобрали только потому, что Эван чувствовал себя "неудобно" в моем присутствии. И теперь он хочет украсть мое счастье. Мне насрать, что Элли принадлежит ему по закону. Она моя. Она предназначена мне судьбой. И Эван хочет отобрать её.
Я собираюсь лишить его жизни, как когда-то он и его сука-мать пытались сделать это со мной.
– Пожалуйста, Джастис, не делай этого! Пожалуйста, ты не хочешь этого делать!
Голос Элли прорывается сквозь шум крови у меня в ушах, но я почти не слышу её. Я сжимаю шею Эвана еще крепче, он пытается закричать, но не может вымолвить ни слова.
– Где теперь твоя мамочка, Эван?
– выплевываю я, до боли сжав челюсти.
– Кто же спасет тебя от меня, а? А? Отвечай мне, ублюдок!
Жалкий визг срывается с его дрожащих губ, и я сжимаю его шею так сильно, что костяшки моих пальцев белеют. Я наклоняюсь к нему, чтобы он смог увидеть ярость в моих глазах, и его страх становится еще ощутимее.
– Что ты сказал? Я не совсем расслышал сквозь твои рыдания, Эван. Собираешься пожаловаться своей мамочке на меня? Снова решил соврать и сказать ей, что я был груб к тебе, также как тогда, когда мы были детьми? А как на счет того, чтобы рассказать ей, что я рылся в твоем дерьме и брал твои вещи?
Злобная усмешка искажает мое лицо, и я наигранно смеюсь, прежде чем яростно прошептать ему на ухо.
– Знаешь, на самом деле, я кое-что забрал у тебя. Я брал ее снова и снова, пока она не начинала кричать мое имя, умоляя не останавливаться. Пока она не начинала кончать так сильно, что рыдала от удовольствия.