Зарево над Волгой
Шрифт:
— Ладно, Лаврентий, иди к себе, а с командующими фронтами я как-нибудь сам разберусь.
Однако Берия остался стоять, что удивило Сталина.
— Что тебе? — взглянул он исподлобья на Лаврентия Павловича.
— Я хочу съездить в Сталинград, посмотреть, как там действуют наши чекисты, что делается ими для обороны города…
— Кто там у нас главный по линии НКВД, не Воронин ли? — спросил вождь. — Переговори с ним по ВЧ, а ехать туда пока не надо, ты мне здесь нужен.
«Нашумел-нашумел, а без меня обойтись не может», — усмехнулся в душе Берия. А вслух
— Понял, Иосиф. — Он взял со стола свои бумаги. — Я скажу Воронину, чтобы побывал на тракторном заводе, проверил, все ли делает его директор Задорожный для увеличения выпуска танков Т-34. Ты же сам говорил об этом наркому Малышеву, когда он был у тебя.
Сталин молча кивнул.
В кабинет вошел Молотов. Он еще утром хотел зайти к вождю, но тот был занят с военными.
— Что у тебя, Вячеслав? — Сталин отложил в сторону какие-то бумаги. — Садись и рассказывай.
— Получено послание от премьер-министра господина Черчилля. — Молотов вручил вождю текст.
Сталин прочел послание. Оно было коротким и необычно теплым, даже не верилось, что его писал Черчилль: «Я хотел бы, чтобы Вы пригласили меня встретиться с Вами лично в Астрахани, на Кавказе или в каком-либо другом подходящем месте. Мы могли бы совместно обсудить вопросы, связанные с войной, в дружеском контакте принять совместные решения». Свернув листок, Сталин не сдержал своих эмоций:
— Ни слова о втором фронте! Вот старая лиса, умеет он показать зубы шакала. Так надо ли с ним встречаться?
— Надо, Иосиф, приглашай его в Москву, — без обиняков заявил Молотов. — Здесь мы эту лису и спросим, когда союзники откроют второй фронт. На сталинградском направлении сейчас идут тяжелые бои, и их помощь будет кстати. Утром мне звонил посол Великобритании в СССР, спрашивал, получили ли мы послание господина Черчилля. «Да, — говорю, — получили, но решение по нему товарищ Сталин еще не принял».
После минутного раздумья Иосиф Виссарионович изрек:
— Я согласен на встречу с Черчиллем в Москве…
Он попросил Молотова набросать короткий ответ, и тот вышел.
В своем письме Сталин официально приглашал Черчилля приехать в Москву в удобное для того время для совместного рассмотрения вопросов войны против Гитлера, угроза со стороны которого в отношении Англии, США и СССР теперь достигла особой силы.
Генерал Поскребышев принес из холодильника бутылку боржоми, и теперь, задумчиво стоя у окна, верховный пил воду маленькими глотками, утоляя жажду. Невольно ему вспомнился приезд в Москву в декабре сорок первого года министра иностранных дел Великобритании Идена. Во время беседы заморский гость попросил советского руководителя дать ему возможность побывать на фронте.
Потом вождь вспомнил, как в честь Идена он дал обед в Кремлевском дворце. На столе гость увидел бутылку перцовки, ее желтоватый цвет напомнил ему цвет шотландского виски. На его вопрос, что это за напиток, Сталин весело ответил:
— Это наше русское виски.
Иден попросил налить ему бокал. Он сделал большой глоток и едва не задохнулся. Жидкость обожгла ему горло, он даже ощутил
— Такой напиток может пить только крепкий народ. Гитлер начинает это чувствовать.
Как-то в связи с очередной подготовкой обеих делегаций к встрече советский посол в Англии Майский находился в кабинете Молотова. Был здесь и Сталин. Он ходил по ковровой дорожке и давал указания. Воспользовавшись перерывом в работе, Майский подошел к нему и спросил:
— Можно ли считать, что основные линии стратегии в нашей войне и в войне 1812 года примерно одинаковы, по крайней мере, если брать события нашей войны за первые полгода? Мне, послу СССР в Англии, приходится порой дискутировать по этим вопросам с англичанами, и я хотел бы знать вашу оценку.
Сталин прошелся по кабинету, отмечал после войны Майский, а затем ответил:
— Не совсем. Отступление Кутузова было пассивным, до Бородина он нигде серьезного сопротивления Наполеону не оказывал. Наше отступление — это активная оборона, мы стараемся задержать врага на каждом возможном рубеже, нанести ему удар и путем таких многочисленных ударов измотать его. Общим между отступлениями было то, что они являлись не заранее запланированными, а вынужденными…
«Кажется, нашим отступлениям скоро придет конец, — подумал Сталин. — Лишь бы не дать врагу захватить Сталинград». Еще какое-то время он грустно курил трубку, но вернулся Молотов, и верховный ожил, глаза его заблестели.
— Ты уверен, что Черчилль примет мое приглашение? — спросил он.
Молотов, пожав плечами, сказал, что Черчилль не Рузвельт, он капризный и хитрый, может и не приехать, хотя ему это крайне невыгодно.
— У меня такое чувство, что он тебя, Иосиф, побаивается, как политика, — подчеркнул Вячеслав Михайлович.
В сущности, Сталин не мог возразить своему коллеге: наверное, тот прав, — однако он улыбнулся, скосив глаза на Молотова:
— Это плохо или хорошо, Вячеслав, когда тебя боится противник?
— Что же хорошего, если он носит камень за пазухой?..
«А я рад, когда меня кто-то боится», — усмехнулся в душе вождь.
— Нам сейчас как никогда тяжело, — глухо заговорил он. — Я остро переживал за Москву, когда немцы близко подошли к ней, не меньше волнуюсь и за Сталинград.
— Это потому, Иосиф, что город носит твое имя, — безапелляционно заявил Молотов.
— Нет, Вячеслав! — резко возразил Сталин. — Во мне до сих пор сидит Царицын, когда мы обороняли его от белогвардейских полчищ. Тогда я был гораздо моложе, во мне бурлила романтика, и я готов был сам ринуться в бой на белых. Что и говорить, Гражданская война многому меня научила. Но и эта война уже оставила в моей душе кровавую рану. Красная армия понесла в боях большие потери. А что поделаешь? Чтобы победить такого лютого врага, как Гитлер, нужно уметь воевать, чего нам не хватает. Прав Бальзак, утверждая, что, когда атакуешь небеса, надо брать на прицел самого Бога! — Сталин прошелся по кабинету, потом остановился перед Молотовым и вновь спросил: — Так приедет к нам Черчилль?