Зарождение
Шрифт:
– Тут кроме обработанных тел никого и ничего нет. Пошли искать дальше. Не найдем, придется шефу подмазать старшему, чтобы прикрыл, – отвечает другой голос, более звонкий, мелодичный и такой знакомый…
Дверь с гулким стуком захлопнулась. Эта чертова тараканище куда-то пропала, но я все еще боялся хотя бы вздохнуть, не то что пошевелиться и вылезти из-под груды костей.
– Эван, – жалобно доносится из-под кучи мертвецов, – меня вырвало два раза. И, боюсь, это еще не все.
В этот момент запах какой-то едкий проникает мне в нос,
– Не ты один, – утешаю его я.
Я поднимаюсь и с трудом, пошатываясь, встаю на ноги. У меня резко начинает кружиться голова.. Резкая боль в боку заставляет меня взвизгнуть как девчонку. Задираю рубашку. Эта черная тварь укусила меня, и держится своими маленькими зубками за меня. Руками отдираю её от своего тела и отшвыриваю куда-то в сторону.
– Эван, помоги мне, – Сэм, видимо, глубоко погряз в этой куче мертвечины.
– Сейчас дружище, – отвечаю я, и начинаю хвататься за конечности всех скелетов подряд, и потихоньку отшвыривать их в бок.
Сэм, почувствовав, что их стало меньше, смог выбраться уже без моей помощи. Его руки тряслись, от него воняет хуже, чем от канализации. В волосах торчит чей-то зуб, на шее, как шарф, висит какой-то червь, или что похуже.
– Что это на тебе? – Спрашиваю я, беря это в руки, – фу! Кишки!
Он машинально сбрасывает с себя эту сгнившую часть чьих-то внутренностей.
Я подхожу к двери, открываю ее, и осматриваюсь. Никого.
– Пошли, надо найти выход, – говорю я Сэму. Тот делает глубокий вдох, что-то про себя говорит. Есть за ним такая особенность, разговаривать самому с собой.
Выходим в коридор. Мерцающий свет освещает путь на несколько шагов вперед. Здесь куда прохладнее, чем можно было подумать. Хотя, наверное, так просто казалось после минут, проведенных в той ужасной комнате.
Впереди послышался стук колес проезжающего поезда. У нас есть только одно место, где ходят поезда. Дай бог нам добраться до него целыми и невредимыми.
Идем молча, не спеша, дабы опять нас не стошнило.
Впереди замечаем лестницу, ведущую наверх. Мы быстро подбегаем к ней. Наверху нет люка, видны лишь звезды, освещавшие землю.
– Хвала богам, – говорит Сэм, после чего стремительно начинает карабкаться по ржавым ступеням. – Давай за мной.
Я хватаюсь за железный поручень, но мое внимание приковывает железная дверь, что находится в другой части коридора, в паре десятков метров от нас.
– Эван, ты где? – Сэм уже ждет меня наверху.
– Иди, я скоро догоню – отвечаю я.
– Знаешь, нам проще вызвать полицию. Через час всех этих уродов повяжут, – пытается уговорить меня Сэм. Но мне просто хочется посмотреть, хоть одним глазком, что в той комнате.
Отпустив поручень, я по возможности максимально тихо подобрался к заветной двери. Достигнув цели, кладу ладонь на дверную ручку и мягко опускаю ее вниз. Она на удивление легко поддалась, и дверь открылась, без малейшего шума. Очевидно, ей часто пользуются, а значит, смазывают маслом.
Моему взору открылось довольно просторное и хорошо освещенное помещение, вдоль правой стены ровным рядом стояли столы с кучей ящиков со всякой ненужной хренью. Над этими столами друг за другом, рядами висели полки, на которых уместились папки, расставленные точно по алфавиту, без малейшего отклонения. На противоположной стене висят многочисленные фотографии людей разного пола, цвета, возраста. Некоторые были перечеркнуты алым маркером, были как совсем старые, так и новые. Разглядев, как мог, фотографии, я повернулся к столу с папками. Открыв первую попавшуюся я увидел фотографию того парня, с которого сняли кожу. Здесь была вся информация о нем.
– и как они все это узнают? – машинально произнес я вслух, напугав самого себя.
Отложив папку в сторону, я продолжаю дальше изучать кабинет этих ублюдков.
Прямо за дверью, в которую я вошел пару минут назад, висят еще несколько фотографий, которые я не заметил. Но, в отличие от них, эти были в рамках, и на изображениях не было следов от маркера. Присмотревшись, я вижу там то, что хотел бы увидеть меньше всего. На одной из фоток, прямо в центре, был изображен отец Николь, пожимающий чью-то руку на фоне нашего заброшенного мясокомбината. На других я вижу людей, которых встречаю практически каждый день, идя в школу, гуляя, или просто прохлаждаясь на улице. Наши доблестные полицейские, которые всегда помогают в сложных ситуациях. Тут была даже та женщина, спасшая меня от Гайлса буквально сегодня утром.
Не найдя больше ничего необычного, разворачиваюсь, чтобы уйти, но тут мой взгляд зацепился за одну из стен. Точнее, за дверь, которая там была. Выкрашенная в тот же самый цвет, что и стены вокруг, а потому не шибко заметная, все же привлекла мое внимание. Я аккуратно подхожу и толкаю эту самую дверь. Она оказалась незапертой….
Если раньше я думал, что сначала та девушка на мясокомбинате, а потом та комната с останками тел – самое ужасное, что я могу увидеть в своей жизни, то теперь я понял, как глубоко ошибаюсь. Первое, что я вижу – лицо. Точнее то, что от него осталось. Под потолком на крючках, словно половая тряпка, висело чье-то лицо, напяленное на крюк за одну из глазниц. Меня прошибает холодный пот и начало знобить, но…это было не от увиденного, как я понимаю в следующие секунды. Отойдя от пережитого ужаса и осмотревшись, я понимаю, что нахожусь посреди огромного холодильника, и что дрожу я, в первую очередь, от адского холода, царящего здесь.
Вокруг меня же стояли десятки пластмассовых контейнеров различных форм и размеров. На каждом из них были наклеены бумажки и в них читаются имя и фамилия, а также часть тела, которая там находится. Написано там было и место, куда этот адский груз должен отправиться. Чуть поодаль висели несколько полок, на которых стояли банки. Я подхожу и осматриваю их. В каждой в какой-то мутной жиже плавали странные белые шарики. Пытаюсь понять, что это. Но на ум ничего не приходит. Я встряхиваю банку, все содержимое которой взбалтывается и затем успокаивается. Теперь на меня смотрит штук пять чьих-то глаз. В ужасе и с криком я роняю банку на пол, та разбивается и ее содержимое раскатывается по всему полу, в том числе ко мне.