Зарубежная литература XX века: практические занятия
Шрифт:
При сопоставлении двух частей повести проясняется разница между правдой и правдоподобием. Двучастная композиция повести воплощает идею относительности истины: в первой части история рассказана, а во второй части будет воссоздана в ходе судебного разбирательства, и окажется, что между этими историями очень мало общего. Камю не дает однозначного ответа на вопрос, преступен Мерсо или нет, заслуживает он смертной казни или достоин снисхождения. С одной стороны, очевидно, что Мерсо совершил убийство по роковой случайности, что обвинения прокурора не имеют отношения к делу и рассчитаны исключительно на эмоциональный эффект. Но, с другой стороны, факт убийства действительно имел место, а в истории с похоронами матери – даже
О том, что случилось с главным героем за относительно небольшой промежуток времени (действие длится около года), читатель узнает от самого Мерсо. Повествование ведется от первого лица и напоминает разговор человека с самим собой. В повести нет объяснения того, где и при каких обстоятельствах стало возможным «услышать» голос рассказчика и зафиксировать его историю. Камю освобождается от характерной для романов XIX века «рамки», в которой автор давал читателю необходимые пояснения.
Как это часто бывало в литературе XX века, начиная с Гюисманса и Джеймса, Камю предельно объективирует повествование от первого лица, избавляясь от всякого авторского комментария. Мерсо просто говорит; не исповедуется, как герои романтической литературы, а именно говорит – и не нуждается в слушателях. После элиотовского Пруфрока читатель уже привык к новой конвенции литературы XX века: слова персонажа ни к кому конкретно не обращены, разве что к самому себе. На это косвенно указывает мотив разговора с самим собой, который дважды возникает в повести.
Возможно, в последнюю ночь перед казнью Мерсо снова и снова выстраивает в единую цепочку события, связанные с убийством, подобно тому, как ежедневно вспоминает мельчайшие детали своей комнаты. Но, думается, вероятнее другое: речь героя параллельна происходящему (отсюда формы будущего времени, возникающие в первом абзаце), он все время вслух или мысленно говорит сам с собой, потому что привык к неизбывному одиночеству, являющемуся, с точки зрения экзистенциалистов, уделом любого человека. Мотив привычки является в повести сквозным и в данном случае подчеркивает отчужденность Мерсо от мира, по отношению к которому он всегда остается немногословен, а чаще молчалив.
Повесть открывают две короткие шокирующие фразы: «Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю». Выхваченные из контекста, они рождают образ душевно черствого существа, недочеловека, антихриста. Именно такой портрет Мерсо, как уже отмечалось выше, будут лепить на судебном процессе. Но вчитаемся дальше: «Получил телеграмму из дома призрения. "Мать скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем". Не поймешь. Возможно, вчера». Мерсо действительно не знает, когда умерла его мать, но не вследствие душевной черствости, а потому, что дату смерти точно определить невозможно: в телеграмме она не указана, а время доставки почты могло занять от нескольких часов до суток. Так уже первые строки повести указывают на двойственный характер изображаемого, на зыбкость истины, ускользающей от и от героя, и от читателя.
Мотив смерти, заявленный уже в первом предложении, станет в повести центральным и сюжетообразующим. Она начинается известием о смерти матери героя, а заканчивается ожиданием его собственной казни. Упоминания о смерти постоянно присутствуют в тексте: это и разговоры Мерсо со знакомыми, и исчезновение собаки Саламано, и убийство араба, и газетная заметка, которую герой находит в камере, и речи на судебном процессе. Все эти эпизоды позволяют выявить отношение Мерсо к смерти.
С момента получения телеграммы Мерсо чувствует себя виноватым, так как ради присутствия на похоронах он должен попросить у патрона двухдневный отпуск. Во время разговора об умершей матери с директором дома призрения у него вновь возникает чувство вины. В обоих случаях ощущения героя вызваны интуитивным пониманием того, что смерть и связанный с ней ритуал имеют в глазах общества немаловажное значение и требуют от человека заведомо определенного поведения.
Он чувствует, что погребальный обряд пропитан неискренностью и отдает фарсом. Его взгляд фиксирует ослепительно яркий свет мертвецкой, блестящие винты на крышке гроба, длинный, лакированный катафалк. Мерсо кажется нелепым выражать соболезнования человеку только тогда, когда он наденет траур, или же хоронить по церковному обряду женщину, которая религией никогда не интересовалась.
Хотя он и соблюдает основные правила поведения родственника умершей (проводит ночь у гроба, следует в молчании за катафалком), но делает такие непростительные «ошибки», которые разрушают образ убитого горем сына. Во время судебного процесса ему припомнят и сигарету с чашкой кофе у гроба матери, и незнание возраста усопшей, и нежелание посмотреть на нее в последний раз. За все это на Мерсо навесят ярлык равнодушного, «безразличного» человека. Уже по деталям первой главы становится понятно, что герой Камю относится к ритуальному обряду совсем иначе, чем окружающие. Но характер его поведения только отражает более глубинное расхождение Мерсо с обществом. Он иначе, чем окружающие, смотрит на смерть как таковую, а значит, и на жизнь.
Похоронив мать, Мерсо продолжает наслаждаться счастьем земного существования, что в глазах почтенных граждан выглядит кощунством и бессердечием. Морская вода, синее небо, тело женщины вызывают в нем упоение и радость. Существование в гармонии с окружающим миром делает Мерсо «счастливым человеком». Свои эмоции от соприкосновения с природой и тем, что дарит чувственное наслаждение, он описывает просто, но необычайно проникновенно: «Прямо в глаза мне смотрело просторное небо, синее и золотое. Затылком я чувствовал, как тихонько поднимается и опускается живот Мари. Мы долго лежали, полусонные, на поплавке. Когда солнце стало слишком припекать, она нырнула, я за ней. Я догнал ее, обнял за талию, и мы поплыли вместе».
Жизнь тела дарит Мерсо ощущение полноты бытия и имеет очень важное, если не первостепенное значение. Он пассивно отдается течению жизни и без малейшего интереса воспринимает любые попытки ее изменить. Смысл философии существования героя заключается в том, чтобы сохранить свою самодостаточность и не нарушать равновесия, установленного природой. Как герой экзистенциалистского толка, Мерсо страшится поступка, поскольку он заставляет человека изменить своей внутренней сущности и означает вмешательство в гармонию мироздания. Любой поступок служит проявлением активного начала, которое в повести Камю символизирует раскаленное солнце.
Как известно, автор «Постороннего» родился в Алжире, который был тогда колонией Франции, и с детства проникся страстной любовью к средиземноморской природе. Но солнце, согревая землю и человека, способно одновременно уничтожить жизнь своими жгучими лучами. В повести активное начало солнца может уравновесить только сон, помогающий герою сохранить изначальную пассивность. Заметим, что мотивы жары (солнца) и сна перекликаются. Но когда раскаленному огненному диску не оказывается противовеса, его замещает смерть.
Сравним два узловых эпизода повести. Первый связан с церемонией траурного шествия к могиле матери Мерсо:
Я почувствовал себя затерянным между белесой, выгоревшей синевой неба и навязчивой чернотой вокруг: липко чернел разверзшийся гудрон, тускло чернела наша одежда, черным лаком блестел катафалк. Солнце, запах кожи и конского навоза, исходивший от катафалка, запах лака и ладана, усталость после бессонной ночи... от всего этого у меня мутилось в глазах и путались мысли.