Зарубежный детектив
Шрифт:
Вахмистр Рикс промолчал. Но потом поднял голову и попросил девушку принести бокал сухого вина с сельтерской, разбавленного в большой пропорции.
— В этой телеграмме все загадка, — сказал Кеттерле, — отправитель, отправка, доставка. Знаете ли вы, что ее должны были передать первый раз в субботу ночью, в ноль часов две минуты?
— Почему же этого не случилось? — спросила фрау ван Хенгелер.
— Потому что никто не подошел к телефону, — сказал Кеттерле. — Разве никто не слышал звонка?
Все посмотрели друг на друга.
— Допустим, — сказал комиссар, — полковник ушел спать в одиннадцать, Хайде — в десять минут двенадцатого, но вы ведь в это время не спали. И тоже не слышали телефонного звонка?
— Нет, — сказала Вилли, — не припоминаю. Даже как-то странно. Но в конце концов, теперь-то мы знаем содержание телеграммы, а остальное, наверное, не так уж и важно.
— Вы правы, — сказал Кеттерле. — Это главный вопрос. И еще отправитель.
Вздохнув, он поднялся и побрел словно бы невзначай к кухне. Он закрыл за собой дверь в гостиную, когда увидел Хайде, мывшую посуду.
— А теперь, милая барышня, — сказал он и прислонился рядом с ней к кафельной стенке, — скажите честно, почему вчера утром вы выдали себя по телефону за Сандру Робертс?
Хайде взглянула на него и громко рассмеялась.
— Послушайте, — продолжал Кеттерле, — у нее был муж, приемные дети, люди, любившие ее и восхищавшиеся ею. Вы не можете себе представить, что означает для них ее исчезновение. Не знать ничего, только лишь, что след оборвался, да тут еще тебя дурачат явной бессмыслицей с телеграммой. Подумайте обо всем этом.
— А почему вы не спросите Вилли?
— Вилли? — переспросил комиссар. — Вилли достаточно взрослый человек, чтобы не делать этого или в крайнем случае признаться, что это сделала она. А вот вашу причину, Хайде, вашу причину мне очень хотелось бы узнать.
— Это была не я, — сказала Хайде и принялась тереть кастрюлю. — Как могло мне прийти такое в голову?
— Вот именно, — сказал Кеттерле, — подумайте об этом до завтрашнего утра.
Выходя из кухни, он поймал на себе брошенный через плечо взгляд Хайде.
Кеттерле попросил полковника помочь ему провести эксперимент с машиной.
— Мне хотелось бы проверить, можно ли из какой-нибудь комнаты услышать автомобиль, въезжающий ночью во двор.
— Вы полагаете, Новотни въехал на машине во двор?.. — пробормотал Хорншу.
Кеттерле пожал плечами.
— Это я и хотел бы выяснить, — сказал он.
Следующие двадцать минут они провели в комнатах Вилли, Хайде, полковника и Кадулейта, проверяя, что можно услышать, пока полковник на своей машине несколько раз въезжал во двор, добросовестно хлопал дверцей, запускал и глушил двигатель.
Кадулейт спал, завернувшись в одеяло. Его почти невозможно было узнать.
— Он целый день бродил с поисковой группой по пескам. Я отослала его спать, — сказала Вилли.
Комиссар кивнул. Они прошли в комнату Вилли, потом к полковнику В заключение поднялись на чердак сарая и попытались послушать из каморки Хайде. Это оказалась просто и современно обставленная комнатушка, лишенная романтической притягательности старых вещей, столь характерной для всего здания. На стене в рамке висела фотография тех времен, когда «Клифтон» был еще простой крестьянской усадьбой. При закрытых окнах ничего нельзя было услышать и отсюда, да и при открытых звук был не настолько громкий, чтобы разбудить спящего, хотя Хорншу, сменивший теперь полковника в качестве источника шума, прилагал большие усилия.
— Выходит, такое возможно, — сказала Вилли, когда все снова собрались в гостиной.
— Вполне возможно, — сказал Кеттерле. — А это для нас уже кое-что.
Хорншу наблюдал, как комиссар, допив пиво, поставил бокал на стол и принялся задумчиво барабанить влажными пальцами по картонной подставке.
— Скажите, — медленно спросил Кеттерле, ни на кого не глядя, — какому кругу лиц вы рассылаете обычно свои проспекты?
— То есть как? — переспросила Виллемина ван Хенгелер. — Вы думаете, она получила наш проспект?
— А разве вы ей его не посылали?
Женщина взглянула на комиссара с некоторым недоумением.
— Я не могу этого сказать по памяти. Нужно проверить.
Она слегка приподнялась в ожидании, что комиссар откажется от своей затеи.
Но Кеттерле только сказал:
— Это было бы очень мило с вашей стороны.
Тогда Виллемина, вздохнув, вышла в холл. Они слышали, как она копалась в ящике столика, искала списки. Она листала их на ходу, входя в гостиную.
— Естественно, я распространяла проспекты только в тех кругах, которые в состоянии оплатить свой отдых здесь, — сказала она. — Я выбрала из телефонных книг массу всевозможных обществ, союзов, клубов и прочего в том же духе, а потом попросила выслать мне списки их членов. Всю работу по отправке взяло на себя машинописное бюро в Куксхафене. У меня есть номер их телефона, если вы...
Кеттерле взглянул на часы.
— Слишком поздно для этого, — сказал он. — Среди ваших списков есть список членов Альстер-клуба?
— Да, — сказала Вилли, — я помню абсолютно точно. На этот клуб я возлагала большие надежды.
— Ну что ж, — сказал комиссар, — вы не ошиблись. Рихард и Сандра Робертс как раз являются членами Альстер-клуба. Когда вы разослали проспекты?
— Примерно три года назад, — пробормотала Вилли и отыскала в кипе брошюр список членов Альстер-клуба. — Вскоре после того, как мы открыли пансион.
Комиссар схватил тетрадку и пролистал ее. Хорншу заглянул ему через плечо.
Кеттерле перевернул страницу на букву Р, дважды пробежал ее глазами.
— Что-то не вижу, — сказал он, обращаясь к Хорншу. — Не могу отыскать здесь фамилию Робертс.
— Нет? — Вилли вытянула голову. — В таком случае они не получали проспекта. У машинописного бюро не было других материалов, кроме этого списка.
— И тем не менее у них есть проспект, — сказал Хорншу, засовывая руки в карманы пиджака. — Сенатор помнит его. И доктор Брабендер тоже.