Заряд воображения
Шрифт:
– Вы хорошо сказали – «мощные материалы», «столько всего связано». Ключ в этом. А вот идея с базой и списком не верна. Сложите мозаику, Яна Андреевна. Догадаетесь?
Ей не хотелось думать; голову словно набили ватой, по телу разлилась слабость – свежий воздух после долгого пребывания в помещении действовал, как едкая отрава. Но и выглядеть в глазах Арсения дурой Яне тоже не хотелось. Подцепив носком кеда снежный камушек, она предположила:
– Может, в их перечне не конкретные предметы, а ситуации, в которых эти предметы обнаружены?
– Ближе.
Яна пожала плечами. К чему весь этот разговор? Такое чувство, что Щуман выбалтывает ей государственные тайны. На лавочке, под елью, арестованной девчонке, резидентке другой страны.
– Ладно. Скажу. Хотя уверен, вы догадались бы сами, если бы как следует подумали. Пхоноскопы считывают не заранее определённые образы, а эмоциональный фон объектов. Его силу, интенсивность, мощь. Там, где он превышает порог, пхоноскопы сигналят. Так рейдовики определяют, какие материалы нужно изъять.
– Как просто. И что они делают с этими материалами потом?..
– А это, милая моя Яна Андреевна, самое интересное. Помните, я сказал, что эмоциональный заряд можно переносить на другие вещи? Так вот. Не только на вещи. – Щуман сделал паузу. Щурясь, посмотрел вдаль. – Дело в том, что эмоциональный заряд можно переносить на людей.
– Что?.. – переспросила Яна. Ей вспомнился опыт с уроков физики, с эбонитовой палочкой и шерстяной тряпкой. Если потереть одно об другое, возникнет электричество. Глазами ничего не увидишь, но на картинке было нарисовано, как крошечные минусы и плюсы перескакивают с эбонита на шерсть. – Минусы и плюсики?
– Что? – в свою очередь растерялся Щуман. Посмотрел на неё, как на чокнутую. – Какие плюсики?.. Я говорю о переносе эмоционального заряда. У него нет знака. Он универсален. Разница только в объёме… Если его много – можно снять и перенести много. Если мало – можно даже не пытаться: всё равно при переносе большая часть соскользнёт, останутся, как говорят в Оссии, одни слёзки…
«Одни слёзки», – как в тумане, повторила про себя Яна. Да, после рейдов оставались одни слёзки…
– А теперь представьте, – Щуман придвинулся к ней, заговорил тише, – представьте, что этим зарядом можно воздействовать на человека.
Яне в голову снова пришла аналогия с электричеством, на этот раз – очень жуткая: электрический стул.
– Можно предложить ему испытать ту или иную эмоцию. Или не предложить, а заставить.
– Всё насильно радостные? – пробормотала она, пытаясь осмыслить странные щумановские пассажи. Как можно насадить, предложить, заставить испытать чувство? Это же не материальное вещество, не шапка, которую можно надеть на голову.
– Радостные. Или безразличные. Или мотивирующие на работу, – произнёс Арсений. И Янины мысли наконец очнулись: побежали, перегоняя друг друга, толкаясь, взахлёб вырываясь наружу.
– Хотите сказать, вы заставляете кого-то работать? Как рабство, только ошейники не железные, а эмоциональные?
– Не так грубо, но суть вы уловили, – кивнул Щуман. – Только это не рабство. На экспериментальных фабриках, где этот метод применяют, созданы отличные, максимально продуктивные условия труда. Питание, отдых, медицинское обслуживание. Ежедневный скрининг. В цехах постоянно мониторят качество воздуха, температуру… Все довольны.
– Да ну? И рабочие тоже?
– Конечно. На них ежемесячно переносят эмоциональный заряд-удовлетворение.
– А какие ещё есть… заряды?
Щуман посмотрел на неё странно; во взгляде мелькнуло подозрение.
– А сами как думаете?
– Я, – сдержанно ответила Яна, – такими извращёнными размышлениями не занимаюсь.
– Наши инженеры и психоаналитики работают над этим очень плотно, – медленно произнёс Арсений. – На то, чтобы синтезировать из заряда новую эмоцию, уходит в среднем несколько месяцев. Сейчас есть удовлетворение, мотивация, бодрость, сила и симпатия.
– Как интересно, – протянула Яна, лихорадочно соображая: это прорыв в науке или портал в ад?
– Ещё бы, – кивнул Арсений. – Многообещающая область. Конечно, не все синтезированные заряды можно назвать эмоцией в чистом виде. Но в данном случае это неважно. И я хотел бы, – он сделал паузу, быстро косо глянул на Яну, – чтобы вы сотрудничали с нами в работе над этим.
Яна открыла рот. Уставилась на Щумана.
– Что это значит?
– Я хочу, чтобы вы сотрудничали с нами. Вы четыре месяца имели дело с материалами на куда более глубоком уровне, нежели оссийские обыватели. Вы интуитивно употребили по отношению к материалам слова «мощь» и «связь». Велика вероятность, что на таком же интуитивном уровне вы сможете эффективно работать над более тонкими промышленными задачами.
– Вы вербуете меня? – спохватилась Яна.
– Вербовать – значит, склонять на свою сторону. А я просто говорю о том, что буду рад, если мы станем коллегами. Помните, в нашу первую встречу я обещал, что будем сидеть за соседними столами? Мои предположения подтвердились, вы подходите. Вы думаете, я и другие специалисты комплекса просто так общались с вами так долго? Снимали данные, записывали ответы, анализировали ваши реакции и эмоциональные показатели?.. Мы изучали вас, Яна. Вы почти идеальны – я имею в виду, почти идеально подходите на роль участника программы по зарядам.
– Почти? – только и нашлась что ответить она.
– Процент трений есть всегда. Так что? Как смотрите на это?
– А что вы предлагаете взамен? – шёпотом, натягивая на руки рукава его пиджака, спросила она.
– Полную реабилитацию. Перспективную работу в психофизиологических лабораториях. Достойную оплату. Более чем достойную. И, конечно, возможность не обнуляться каждые два года.
– Ничего, что мне семнадцать? Вас не смущает такой юный возраст сотрудников?
– Ни грамма. Мы ориентируемся не на возраст, а на компетенции.