Зашифрованные маршруты
Шрифт:
Чердака у избушки не было, крыша лежала прямо на домике и засыпана была толстым слоем земли. А сверху росла трава и даже маленькая березка.
По гладкому бревну, зеленому от водорослей и тины, они перешли через тихий ручеек. Он вытекал струйкой тут же, из трещины в скале. На крылечке домика лежала большая тощая собака. Она спала, но ее уши слегка шевелились. Когда Петька и Таня, остерегаясь, подошли почти вплотную, собака встала на длинные ноги и хрипло тявкнула. Потом, крутя головой, понюхала воздух и спокойно отошла к двери, чтобы не пугать ребятишек. Петька заметил, что губы у нее седые, как будто в пудре, зубы желтые, клыки почти стертые.
Деда в избушке не оказалось. На маленьком
Шепотом Таня спросила:
– А где же дедушка Торбеев, может, он под своим меховым одеялом лежит?
Петька громко сказал:
– Дедушка, здравствуйте, мы пришли.
Под одеялом никто не шевелился.
Подождав немного, Петька подошел к нарам и осторожно поднял огромное меховое одеяло. Под ним никого не оказалось, а лежал только большой охотничий нож.
Таня заволновалась:
– Петька, а вдруг с ним опять что-нибудь случилось? Может, Мулеков сюда второй раз…
Она не договорила. На крыльце залаяла собака, забила хвостом о дверь.
– Небось, Гильза, рада, что я глухарика добыл. Вишь, какой красавец! Гостей нынче угощать будем. А то у нас с тобой житье-то без хлеба, да и без мяса.
Торбеев тяжело поднялся на крыльцо и с трудом отворил дверь. Увидев Таню и Петьку, улыбнулся:
– О, гостей проворонил! Запоздал я вернуться с охоты. Стар стал да от нападения бандита контузию получил.
– Дедушка Торбеев положил добычу у порога - Сейчас глухарика поставим варить и делом займемся.
Петьку он попросил принести из ручейка воды и дров, которые лежали сразу за стеной.
– Собаку, не трусьте, - сказал он, - Гильза малышей не трогает.
Все трое взялись за дело. Вскоре весело потрескивали в печке дрова, а в огромном ведре закипала глухариная похлебка. Дедушка бросил в ведро пучочек травы, какой-то корешок и горсточку соли. Потом, опираясь о стол, дошел до порога, приоткрыл дверь.
– Гильза, никого не пущать.
Булькая пузырями, варилась похлебка. Блики огня через открытую дверку печки отражались на противоположной стенке избушки. Таня вслух читала дневник погибшего командира Михаила Быль-Былинского. Шелестели пожелтевшие, ветхие от времени страницы. Закутавшись в меховое одеяло, дед Торбеев сидел на скрипучих нарах и внимательно слушал.
«…На юго-восточной окраине города канонада усилилась. Белые стремятся окружить город со всех сторон, чтобы отрезать Красной Армии выход на железнодорожную магистраль. В городе появились какие-то типы. Среди мелкой буржуазии - оживление, по-видимому, готовятся поднять мятеж в тылу красных отрядов. Сегодня в 19 часов вечера, на последнем заседании большевиков, принято решение: не дать сомкнуться белогвардейцам и под покровом ночи отвести сражающиеся красные отряды к линии железной дороги. Мост, связывающий город со станцией, намечено после отхода взорвать.
Лично мне приказано организовать срочно отряд и вывезти из города золото и драгоценности, конфискованные у местного купечества и частных банков. Задача сложная. Нужно где-то разыскать много кожаных мешков и, самое главное, лошадей. Где искать, когда пушки бьют прямой наводкой по городу? Бьют наугад, но разрушения есть. Проводником мне рекомендовали сухонького молодого человека с бегающими глазками. Фамилия у него Мулеков. Глядя на него, я почему-то подумал о нем плохо. Проклятая настороженность, в каждом я уже вижу плохое! Спросил о нем в отделе. Сказали, что Мулеков человек большой храбрости, бежал от белых, убив охрану кинжалом. В ряды Красной Армии пришел добровольно. Я смутился, услышав похвальную характеристику человеку, которого я чуть не посчитал скверным…»
Последнюю строчку Таня прочитать не могла, слова были стертыми от времени. Читалась только одна фраза: «…выполняет с охотой». Это, наверное, говорилось о проводнике Мулекове. Таня перевернула страницу.
«Ночь. Три ноль-ноль. Через час последний заградительный отряд покинет город. У.нас все готово благодаря энергии Мулекова. Ему удалось раздобыть еще пятнадцать лошадей с большими переметными сумками. В ограде банка, где лошади загружаются золотом, собрался наш отряд. Каждому я выдал оружие: кинжал и наган. Мулеков от нагана отказался и взял только кинжал. Наконец последняя сумка засыпана золотом и увязана. Потихоньку, без разговоров, двинулись в путь. Успеем ли пройти в темноте три улицы и выйти к заросшему болоту? Отряд шел без звука, как в кинематографе. Молодец Мулеков - копыта всех лошадей обмотал тряпками. Тишина. Только где-то сзади ухали пушки и короткими очередями строчил пулемет. Лошади торопятся, как будто понимают опасность нашего положения. Наконец, мы в спасительном лесу. Стрельбы и взрывов давно не слышно, а Мулеков все еще торопит и торопит людей. Поднявшееся солнце неимоверно печет затылок. Бойцы-погонщики еле тащат ноги. Я дважды, оступившись, падал - сказались бессонные ночи последних суток. Мулеков неутомим: идет, идет, идет. Хочется пить. Наконец, проводник махнул рукой. Привал. Люди повалились на траву, как убитые. Мулеков, набрав в котелки холодной воды, напоил всех лежащих. Сегодня пройдено очень много. Я распорядился распрячь лошадей, дать им отдохнуть и потом напоить холодной водой.
Бойцы, немного утолив голод, засыпали тут же на месте. Вдвоем с Мулековым мы сносили мешки с золотом в кучу, закрыли ветками. Мулеков с готовностью согласился охранять наш бивак один всю ночь, без смены. В его бегающих глазах - ни капли усталости. Я согласился. Проводник с кинжалом в руках сел на корень и почти слился с деревом. Сейчас допишу эти строки и лягу спать…»
Таня подняла глаза на Торбеева.
– Ночью же он их мог убить, забрать золото и вернуться к своим белякам.
Торбеев потрогал раненое плечо.
– Наверное, у него, душегуба, другая задача была. Рассмотрел я его. Вот тут на чурке сидел.
– Дед рукой показал на Петькино место.
– Коварен…
В следующий день в дневнике у командира записи не было. Вместо нее шел список отряда: «…Командир Быль-Былинский - сорок шесть лет. Сопровождающие бойцы: Юрий Кондратьев - двадцать лот, уроженец Волочаевки, Тимофей Черепанов - двадцать один год, из города Хабаровска. Иван Тархаев - девятнадцать лет, уроженец Верхнеудинска. Владимир Воробьев - двадцать лет, из города Иркутска. Тарас Величко - двадцать шесть лет, уроженец города Якутска. Лаврентий Муле…Конец листка был кем-то оторван, и Таня стала читать на другой странице.
«День шестой. Нас окружают непроходимые дебри. Лошади выдыхаются. Преследования у нас не было, а проводник почему-то торопит отряд. Вечером подошли к бурной речке, скачущей с уступа на уступ. Странно, что проводник название речки не знает. Берег и место, где мы остановились, мне не понравились. Кругом нависли мрачные скалы, а впереди - бурная река. Брось с любой скалы камень - и в отряде будут жертвы. Мы оказались словно в ловушке. Не раздумывая, я приказал переходить речку и торопиться, чтобы дотемна перейти. Люди зароптали. Мулеков сначала тоже возражал, говорил, что бойцы устали и переправы могут не выдержать, а потом вдруг сам стал уговаривать товарищей переправляться.