Заставь меня остановиться 2
Шрифт:
— Чё пришел?
— Переигрываешь, — буркнул себе под нос Лукьянов и быстро лег в кровать, оттянув себе половину одеяла.
— Это все, что ты мне скажешь?
— А что ты хочешь?
— Тебе весь список моих «хочушек»?!
— Можно сокращенный вариант
— Для начала, я хочу услышать, как прошел твой разговор с Никой и Измайловым, хочу узнать помирились ли вы. Хочу услышать без шуточных форм, что ты меня любишь. Такой сокращенный вариант тебе понятен?!
— Вполне. Нормально поговорили. Помирились. Как выздоровеем,
— Даже не знаю, что сказать. Я обескуражена такой лаконичностью и отсутствию выпендрежничества, — вполне серьезно произношу я.
— Ну тебе не угодить, дорогая.
— Угодить, угодить, — уже мягче произношу я, не в силах скрыть улыбку. — Какой ты все-таки… ух, какой.
— На, кстати, грешница, — тянется к прикроватной тумбочке со своей стороны и протягивает мне малюсенький пакетик. — В больнице чуть не украли, суки, — долго смотрю на прозрачный пакетик, внутри которого находится кольцо и не могу поверить своим глазам.
— Ущипни меня. Может это последствия интоксикации?
— Прекрати нести чушь. Надевай, — произносит Богдан, забирая из моих рук пакетик. Достает оттуда кольцо, руку могу дать на отсечение — с бриллиантом, и, надо признать, небрежно надевает его на безымянный палец левой руки.
— Это помолвочное? Или просто так?
— Какой дурак дарит просто так такие кольца? — ну да, это же Лукьянов, и предложение делает в своей манере.
— Твоя правда, — осматриваю руку с наидебильнейшей улыбкой на губах. — Теперь я никак не могу умереть. Спасибо. Жаль, конечно, что без колена и коробочки.
— Я тебе коробочку уже дарил. Не наглей.
— Ой, ладно, ладно. Затыкаюсь. Хрен с этой коробочкой. Это что получается, оно здесь уже месяц лежит, а я только сегодня об этом узнала? Ты мне в Египте его собирался подарить, да? Ну скажи!
— Да.
— Блин, все эти камни в почках и паспорта. А хотя ладно, все так, как и надо. Ммм… кажется, я выздоравливаю. Вот прям чувствую, как организм наполняется живительной энергией. Класс. А когда уже будет белое платье?
— Почему белое? Ты уже не девственница.
— Ну конечно же, будет белое свадебное платье, я же почти девственница.
— Почти — это как? Заросло за месяц?
— Помыслы мои чисты отец мой. А почти, потому что уже с прорытым тоннелем. Но перфоратор был один, плюс чистые помыслы — итого почти дева невинная. Платье пышное, белое, шикарнючее. И торт, конечно же, многоярусный. Ты за распущенные или собранные волосы?
— Это надо спросить у Ольги. Что на это приметы говорят?
— Ой, точно. Обязательно спрошу у мамы.
— Никаких гостей.
— В смысле?
— Я имел в виду, только близкие родственники и несколько друзей. Всех знакомых звать запрещаю. Я бы вообще предпочел сделать это где-нибудь в уединенном месте, а с родственниками так уж и быть посидеть после.
— Нет, исключено. Делать это мы будем здесь и с родственниками. А вот потом улетим куда-нибудь только вдвоем. На морюшко. Да?
— Да. Ты слишком много говоришь, тебе нельзя столько. Все, затихаем и спать.
— Да ты что, нет. Я не смогу заснуть. Давай обсудим, как это все будет.
— Обязательно, когда это будет. А сейчас пора читать заговор твоей мамы от боли в горле. Повторяй за мной. «Вертло, вертло, вертло возьми свою глоть, а если ты ее не возьмешь, то мы ее заглотим с корнями. Аминь, аминь, аминь». Давай повторяй за мной, — долго смотрю на Лукьянова и все же не сдерживаюсь.
— Богдан?
— Что?
— Там надо говорить ветла, а не вертло. Ветла, ветла, возьми свою глоть, а если ты ее не возьмешь, то мы ее заглотим с корнями. Аминь, аминь, аминь»
— Что услышал, то и повторил. И вообще, какая на хрен разница? Повторяй и глотай, — еле сдерживая улыбку, произносит Лукьянов.
— Окей. Повторяю и глотаю, — соглашаюсь я, вперив взгляд в свое колечко. Ай да, красота.
Эпилог
Три с половиной года спустя
Пытаюсь вспомнить в подробностях день приема разбираемой старушки, но то ли память меня подводит, то ли действительно, несмотря на несобранность и внутренний раздрай, за мной нет косяков в отношении этой больной. Чувствую себя отвратительно за этим круглым столом. И только рядом сидящий Богдан придает хоть какую-то уверенность.
— Анна Михайловна по всем правилам приняла полутруп девяностодвухлетней больной, перекидываемой из больницы в больницу, и назначила адекватное и правильное лечение, судя по записям в истории болезни. О каком невыполнении обязанностей может идти речь в отношении больной, которая в принципе должна была отправиться в мир иной еще в процессе перевода в нашу больницу?! — возмущенно бросает Богдан, нахмурив брови. Мне бы радоваться, мой муж демонстративно защищает меня перед начальством, да вот только что-то не радуется. Еще и затошнило. Наверное, от страха и косых взглядов начальства в мою сторону.
— Давайте, Богдан Владимирович, свою супругу вы будете защищать дома, а не на работе. Что-то профессионализмом здесь и не пахнет, — отмечает начмед, делая запись в блокноте.
— Как раз им здесь очень даже и пахнет, — парирует в ответ Лукьянов. — Вам ли не знать, как я отношусь к родственным связям.
— Анна Михайловна, давайте еще раз уточним, — пропускает мимо ушей фразу, брошенную Богданом, устремив на меня взгляд.
— Я уже писала все в объяснительной, ничего нового я вам не скажу. Еще раз — я заполнила приемку от руки, потому что не работала вся система, о чем всем известно, — раздраженно бросаю я, сжав кулаки.