Застава на Аргуни
Шрифт:
«Значит, он наших ракет не видал, — подумал Костя. — Иначе бы в такую даль не потащился. Сразу уполз бы обратно».
Слезкин опять склонился над следом, стараясь разгадать уловку врага. Молодой пограничник не мог понять, что опытный нарушитель закрутил большую «восьмерку». Запутав след на краю обрыва, он двинулся вдоль яра, надеясь отыскать место для спуска в долину.
На распутывание «восьмерки» Слезкин потерял еще с полчаса. Выйдя, наконец, как ему показалось, на правильный след, он сбросил полушубок и ожесточенно заработал палками. Потерянное время нужно было наверстать.
«Наконец-то! Сейчас я на тебе отосплюсь! — подумал Костя задохнувшись. — Только бы не ушел, только бы не ушел!» — умолял судьбу Слезкин, сдергивая с шеи винтовку.
Он передернул затвор и, держа в одной руке винтовку, а в другой — палки, бесшумно двинулся вперед, готовый в любую минуту схватиться с врагом. Но как он странно плетется? Неужели так выдохся, что даже не остерегается, не оглядывается? Вот остались считанные шаги. Слезкин вскинул на руку винтовку и тут же крякнул удивленно. Глаза его смотрели дико. Перед ним был Айбек. Слезкин даже ослабел, ноги его в коленях задрожали, когда он понял, что еще миг — и мог бы застрелить своего.
Не меньше был удивлен и Абдурахманов. Как он очутился впереди Слезкина, Айбек понять не мог. Оказывается, когда Костя распутывал след и колесил по «восьмерке», Айбек, не раздумывая, двинулся напрямую…
Пока пограничники ломали голову, куда девался тот, кого они преследовали, враг уходил все дальше и дальше. На опушках леса он останавливался, оглядывался, прислушивался. Но взгляд его хмурых глаз ничего подозрительного не улавливал. В лесу было тихо и по-весеннему тепло. Среди вековых сосен и лиственниц нарушитель чувствовал себя спокойно. Он по опыту знал, что в таких дебрях найти убежище нетрудно. В опасную минуту здесь любой камень, любое дерево могли стать хорошим укрытием от пуль пограничников.
И все-таки, несмотря на железные нервы, то вспорхнувший из копанцев глухарь, то упавшая с ветки снежная шапка заставляли нарушителя вздрагивать. Несколько раз он бросал лыжи и прятался за деревья. За десять лет сотрудничества с японской разведкой он хорошо убедился, насколько страшна работа прикордонного агента. Только всевышний, к которому не раз приходилось обращаться в трудную минуту, только он ведал, что это такое. «Будь они прокляты со своей работой! — думал нарушитель, проклиная хозяев. — Если б не деньги, которых вечно не хватало, да не подбиравшаяся незаметно ничем не обеспеченная старость, послал бы все к черту».
Отойдя от границы километров на пятнадцать, нарушитель, не снимая лыж, присел на камень, вытащил пачку «Золотого дракона». Закружился дымок, приятно защекотал в широком, хищно вздрагивающем носу. Тишина, чистый, пахнущий смолой воздух и аромат сигареты успокаивали, внушали уверенность. Усталые, очень длинные ноги отяжелели, ныли в коленках. Идти дальше не хотелось. Нарушитель закурил вторично, хотя и понимал, что еще не вышел из зоны опасности. Да и где, собственно, эта зона кончается? Разве
Вдруг нарушитель бросил сигарету и вскочил. Обезьяньи длинная рука дернулась к оружию. Ему показалось, что вдали, на лесной прогалине, которую он недавно миновал, промелькнул человек. У нарушителя вытянулась гибкая шея, тревожно забегали узенькие, раскосые глазки.
На полянке мелькнула еще одна фигура.
«О, дьявол! Погоня!» — Нарушитель мгновение колебался — бежать дальше или схватиться в открытую. Но вот он, стиснув японский карабин, рванулся вперед.
Лихорадочно мелькали мысли — то нелепые, как само положение, в каком он оказался, то коварные, как сама натура этого матерого лазутчика.
Поняв, что спуск в долину по отвесному, каменистому склону невозможен, — на открытой местности пограничники могли подстрелить его, как беззащитную куропатку, — он повернул сперва на запад, а потом взял круто на юг.
Не зная сил противника, нарушитель решился на отчаянный шаг…
…Когда Панькин с тревожной группой прибыл к месту нарушения, он увидел на снегу веху Слезкина и след нарушителя. Политрук отрядил троих бойцов для патрулирования на берегу Аргуни — на случай возвращения врага, а сам, вместе с Морковкиным, пошел на помощь наряду.
Глубокий снег, каменистые подъемы и спуски, часто попадавшиеся на пути кустарники затрудняли движение. Лошади проваливались по колено в снег. Достигнув перевала, Панькин приложил к глазам бинокль: на небольших прогалинах, белевших на фоне огромного лесного массива, все было пусто и спокойно — ни одной живой души. Попробуй угадай, куда направился враг! Выход один — идти только по следу. Спускаясь с перевала, Панькин услышал, как с правого фланга участка донеслась трель автоматов, а через несколько минут — хлопки винтовочных выстрелов и длинная пулеметная очередь.
«Это — на Узком лугу! Торопов воюет!» — подумал он с беспокойством.
Но делать нечего. У него своя задача: прийти на помощь наряду. Панькин давно уже понял, что идет по следу человека, отлично знакомого с ремеслом разведчика. Исход поединка между матерым лазутчиком и еще не обстрелянными бойцами тревожил его. В то время как политрук подъехал к «восьмерке» и разглядывал валявшийся на лыжне полушубок, по лесу раскатилось эхо винтовочного выстрела. Через секунду опять прогремело. Панькин понял, что наряд догнал нарушителя. Политрук повернул коня на выстрелы…
…Остановившись у камня, на котором сидел нарушитель, Слезкин подобрал недокуренную сигарету.
— Был он здесь недавно. Сигарета не успела к насту примерзнуть, — сказал Костя уверенно. — Как себя чувствуешь?
— Заморился! — признался Айбек.
— Держись! Далеко ему не уйти!
Немного передохнув, Слезкин и Айбек кинулись опять по следу. И тут-то они совершили ошибку. Напряженно следя за лыжней, молодые бойцы перестали наблюдать за местностью. В пылу погони они не заметили, что вражеский след повернул в сторону границы. Даже солнце, светившее раньше в спину, а теперь сиявшее прямо в глаза, не привлекло их внимания.