Застава на Аргуни
Шрифт:
— Будешь знать, как над другими смеяться. Мало еще начальник тебе всыпал. Нужно было под самую завязку.
— Болван ты, Митька, — беззлобно огрызался Дудкин. — Я же ради вас старался. Хотел, чтобы ты расширял свой ограниченный кругозор. А ты вместо того, чтобы оценить мой благородный поступок, еще и зла мне желаешь. Эх, Митька, Митька!.. До чего же ты не компанейский парень… Вот так всегда и бывает. Людям добро делаешь, а они черной неблагодарностью платят.
Митька смутился. Ему и вправду показалось, что он сказал глупость. Посмотрев на печальное лицо связиста, он извинился:
— Не сердись… Я пошутил… С кем не бывает…
Митьку
— Подумаешь, трое суток. Не успеешь и глазом моргнуть, как будешь дома.
— Нет, братцы! Пора этот дом менять. Дело не в трех сутках. Дело в принципе! Сперва тебя ни за что ни про что ссылают к черту на кулички. Потом всякие Кукушкины над тобою измываются. Потом на гауптвахту отправляют. Этак скоро и в штрафной батальон угодишь, — изливал свой гнев Дудкин.
— А за что тебя вообще «сплавили» сюда? — спросил кто-то из молодых бойцов. — Все говорят, а за что — не знаем.
— За любовь! За самую чистую любовь страдаю!
Новобранцы усадили Дудкина на кровать, стали упрашивать:
— Расскажи! Про любовь — это интересно!
Дудкин начал куражиться. Бойцы уговаривали:
— Ну расскажи! Чего тебе стоит! От кого таишься? Мы же свои!
— Дежурил я как-то вечером на коммутаторе, — начал Валька. — Рабочий день закончился. Звонков мало. От скуки не знаю, куда и деваться. Написал письма, перелистал старые журналы. Начал рыться в столе — искать еще чего-нибудь. На глаза попалась старенькая книжка, без начала и без конца. Стал читать да так увлекся, что и оторваться не могу. Читал, читал, а потом глянул на стойку и ахнул: бленкер открыт и лампочка светится. Схватил трубку, а сам думаю: «Припишут сон на посту — не расхлебаешься!» Представляете, что такое звонок с границы?
Валька окинул взглядом бойцов и продолжал:
— Ну, кричу: «Слушаю вас». В ответ раздается: «Девушка, а девушка! Говорит младший лейтенант Таратайкин. Дайте мне начальника вашего клуба». Соединил я его, а сам прикидываю: «Стоило волноваться. Велика шишка — младший лейтенант!»
Вижу сигнал отбоя, хотел уже выдернуть штепсели, как вдруг Таратайкин обращается ко мне: «Спасибо, девушка, за содействие!» — «Не за что, — отвечаю. — По службе положено». Он не отстает, говорит комплименты. Я понял, что Таратайкин служит не в наших частях.
На другой день он позвонил опять. И опять засыпал комплиментами. Под конец разговора он спрашивает меня: «Девушка, а как вас звать?» — «Валя», — говорю. «А фамилия?» — «Дудкина», — а сам вот-вот расхохочусь. Потом он звонил еще несколько раз. В общем, мы познакомились, стали по вечерам друг перед дружкой душу изливать.
А однажды получаю от него письмо. Большущее, листах на десяти. Младший лейтенант расписал мне всю свою автобиографию: и кто он, и что он, и где родился, и где учился. Проклинал судьбу, загнавшую его в тартарары, на съедение тарбаганам, жаловался на тоску, намекал на какие-то глубокие чувства. Показал я это письмо ребятам. Ну и, конечно, карусель сразу завертелась. Сели писать ответ. Мараковали, мараковали — ничего не получилось.
Потом нашли ту старую книжку, переписали из нее самые красивые слова, добавили кое-что от себя, чтобы правдивее было, нашли у кого-то одеколон, побрызгали на бумагу и запечатали. Кто-то из ребят посоветовал послать Таратайкину карточку. Венька Кочетов пожертвовал карточку своей сестренки. Она у него красивая девка. Одно загляденье! В общем, вложили карточку и отправили.
Ну, с этого
Валька посмотрел на Морковкина и, заранее предвкушая наслаждение, спросил:
— На кого ты думаешь был похож мой кавалер?
Митька недоуменно пожал плечами.
— А черт его знает, на кого он был похож. Не на меня же, конечно!
— На вашего задиру Кукушкина. Как две капли воды! Такой же рыжий, ушастый. И такой же вислогубый.
Пограничники зорко посмотрели по сторонам — нет ли поблизости старшины! — и захохотали. Дудкин продолжал:
— Я решил сразу же порвать эту переписку. Но ребята встали на дыбы. Как так? А вдруг с человеком что случится? Мало ли какие трагедии бывают на почве несчастной любви?.. Написали еще письмо. В ответ пришла посылка. В посылке — килограмма два галет, коробка пудры и цветастая косынка. В записке, вложенной в косынку, Таратайкин обещал скоро приехать в гости. И вот однажды…
Дудкин умолк. Бойцы ерзали от любопытства.
— И вот однажды приходит с дежурства Венька и говорит мне: «Все. Кончилась твоя любовь. Продал тебя начальник клуба!» — «Как так — продал?» — «Продал, да и все. Не получать тебе больше посылок. Не пить чая с галетами. Зря пожертвовал я своей сестренкой!»
Оказывается, во время дежурства Венька подслушал разговор Таратайкина с другом. Разговор был такой: «Слушай, друг, ты не знаешь телефонистку Валю Дудкину?» — «Нет, а что?» — «Да я тут с ней переписываюсь. Симпатичнейшая дивчина, скажу тебе. Познакомился заочно. Хочу встретиться. Будешь посредником?» — «Чего проще, — говорит начальник клуба. — Давай позвоним на почту и договоримся о встрече». — «Зачем же на почту? Она на вашем коммутаторе работает». Дружок Таратайкина засопел в трубку, затем весело сказал: «Это какое-то недоразумение. Нет у нас девушек. В погранвойсках девушки не служат». — «Как это нет! — вспылил Таратайкин. — Я чуть не каждый вечер с ней объясняюсь!» Начальник клуба рассмеялся: «Купили тебя, шляпу. Нет у нас Вали Дудкиной. Есть Валентин Дудкин. Рядовой первого года службы. Солдат, понимаешь?» Таратайкин выругался и бросил трубку.
И вот сидим мы как-то на коммутаторе, лясы точим. Вдруг под окошком промелькнул сухопарый, рыжий, как солнышко, офицер. Кто-то из ребят крикнул: «Валька, тревога! Это к тебе!..» Только я нырнул за печку — офицер уже на пороге. Лицо багровое, губы стиснутые, злые. Глаза горят. Глянул на связистов — и с места в карьер: «Кто рядовой Дудкин?» Венька спрашивает: «А что такое?» — «Мне нужно его видеть!» Я сидел за печкой ни жив ни мертв. «Нет его, — говорит Венька. — Уехал с командиром роты на линию. Вернется не скоро». Уходя, Таратайкин пообещал свернуть мне шею. И даже по кобуре пистолета похлопал.
А потом узнало каким-то образом об этой истории начальство. Так вот я и попал к вам. И теперь скитаюсь по чужим углам, терплю всякие лишения…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Едва успел Торопов отправить рапорт по поводу чрезвычайного происшествия с упущенной за рубеж лошадью, как на Стрелку свалилось новое несчастье. Утром, когда лейтенант заканчивал акт на пристреленную Пантеру, позвонил комендант. Торопов приготовился давать объяснения. Однако Хоменко позвонил не за этим.