Застекленная деревня
Шрифт:
— Расскажите мне обо всем, что произошло вчера, — продолжал Джонни. — Но сначала я бы хотел побольше узнать о вашей жизни, Ковальчик, — откуда вы прибыли, куда направлялись?
— Сперва рассказать судье, — отозвался заключенный. — Что они мне сделать?
— Расскажите мне, — улыбнулся Джонни.
Заключенный разжал руки, потер ладони и обратил взор к полу кладовой.
— Моя поляк. Моя иметь жена, двое детей, старая мать и старый отец в Польша. Нацисты приходить и убивать их, а меня отправить в трудовой лагерь. После войны приходить коммунисты. Тоже плохо. Я бежать в Америка, у меня кузина в Нью-Йорке. Я жить у нее три года
— У вас на родине была профессия?
— Моя работать с кожа.
— Вы дубильщик?
— Да. — Джозеф Ковальчик слегка оживился. — Моя хороший работник. Старый отец учить меня ремеслу. — Затем плечи снова опустились. — В Америке не мог найти работа. Нет профсоюзная карточка. Моя хотеть в профсоюз, но нет денег на взносы. Нет ре… реко…
— Рекомендаций?
— Да. Поэтому нет работа. Потом кузина умирать — сердце. Моя жить в польская семья в Бруклин — друзья кузина. Работать один день здесь, другой там. У друзей родиться еще один ребенок — для Ковальчика больше нет места. Они говорить: «Почему бы твоя не поехать деревня и не поработать на ферма?» Моя поехать. Работать на одна ферма, другая ферма, потом уходить и опять работать…
Заключенный умолк и беспомощно посмотрел на судью Шинна.
— Очевидно, — объяснил судья, — последние несколько лет он подрабатывал на фермах, скитаясь по Новой Англии. Насколько я понял, эта работа ему не по душе, и он надеялся заняться прежним ремеслом. Откуда вы шли, Ковальчик, когда вчера проходили через эту деревню?
— Издалека. Моя идти восемьдесят девять дней. — Ковальчик сосредоточенно нахмурился, потом раздраженно хлопнул себя по лбу. — Моя не помнить места, где работать последний раз. Спать в амбар, работать за еда… Потом моя уходить, потерять деньги…
— Так v вас были деньги? — спросил Джонни.
— Семь долларов. Потерять. Выпасть через дыра в кармане. — Ковальчик снова нахмурился. — Плохо терять деньги. Люди говорить: ты бродяга, а моя показывать деньги. Не бродяга, видеть? Но теперь люди говорить: не можешь показать деньги, потерять, значит, бродяга! — Ковальчик вскочил, шевеля широкими скулами. — Не любить, когда моя называть бродяга!
— Это мало кому нравится, — сказал Джонни. — Куда вы шли?
— Польский фермер в Петунксит говорить, что есть работа на кожевенная фабрика в Кадбери. Там нет профсоюз — идти быстрее и получить работа… — Ковальчик лег на койку и повернулся лицом к закопченной стене.
Джонни посмотрел на судью Шинна. Лицо старика было бесстрастным.
— Ковальчик. — Джонни притронулся к плечу заключенного. — Почему вы убили старую леди?
Бродяга сел так резко, что Джонни отпрянул.
— Моя не убивать! — крикнул он и схватил Джонни обеими руками за лацканы пиджака. — Не убивать!
Поверх головы Ковальчика Джонни видел сидящего за дверью Мерта Избела с дробовиком на коленях и зловеще поблескивающими глазами.
— Сядьте! — Джонни схватил бродягу за костлявые запястья и силой усадил на койку. — Прежде чем вы продолжите, я хочу попытаться объяснить вам, почему жители этой деревни уверены, что вы убили старую леди.
— Моя не убивать, — пробормотал заключенный.
— Слушайте меня, Ковальчик, и постарайтесь понять. Вас видели идущим к дому старой леди минут за двадцать до ее смерти…
— Не убивать, — повторил Ковальчик.
— Вы провели какое-то время в ее доме. Откуда я это знаю? Потому что мы с судьей встретили вас на дороге под дождем
Заключенный покачивался, снова стиснув руки.
— Моя не убивать, — простонал он.
— Если вы находились в доме, то у вас была возможность убить ее, было орудие — кочерга из камина, и был мотив — сто двадцать четыре доллара, спрятанные в платке у вас на поясе. Против вас много улик, Ковальчик. Нам незачем доказывать, что вы были в доме. Это подтверждают украденные деньги. — Джонни сделал паузу, интересуясь, как много из его речи дошло до собеседника. — Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не убивать, — твердил заключенный. — Красть — да, убивать — нет.
— Значит, вы признаете, что украли сто двадцать четыре доллара?
— Моя никогда не красть раньше! — крикнул Ковальчик. — Но моя потерять семь долларов и увидеть куча денег в банке… Это плохо. Это ужасно… Но моя не убивать…
Внезапно он беззвучно заплакал — должно быть, так плакали мужчины в концентрационных лагерях, во время тьмы, окутавшей Европу.
Отвернувшись, Джонни достал пачку сигарет и, сам толком не зная почему, положил ее на складной стол вместе с коробком спичек.
— Никаких спичек! — рявкнул Мертон Избел.
Джонни зажег сигарету и поместил ее между губами заключенного. Ковальчик отпрянул, потом жадно затянулся и вскоре начал говорить.
Он подошел к кухонной двери старой леди спустя несколько минут после того, как его прогнала «другая леди», и постучал. Фанни Эдамс открыла дверь, и Ковальчик попросил что-нибудь поесть. Старая леди сказала, что не кормит нищих, но если он согласен отработать еду, она хорошо его накормит. Ковальчик согласился. Тогда тетушка Фанни велела ему идти в амбар, где лежат поленья и топор, и расколоть каждое полено на четыре части, так как они слишком тяжелы для нее, да и горят четвертинки лучше. Ковальчик пошел в амбар, нашел топор, потом обогнул амбар и прошел через открытую пристройку туда, где лежали поленья, и принялся за работу. За прошедшие три года он часто колол дрова, скитаясь от одной фермы к другой, и приобрел изрядный опыт. Это заняло всего несколько минут…
— Сколько поленьев вы раскололи? — прервал его Джонни.
— Шесть, — ответил заключенный.
— Каждое на четыре части?
— Да.
— И на это ушло всего несколько минут?
— Моя работать быстро.
— Сколько именно минут, Ковальчик?
Заключенный пожал плечами. Он сказал, что не умеет считать минуты, но помнит, что, когда расколол последнее полено, начался дождь.
— В два часа, — пробормотал судья Шинн.
Ковальчик аккуратно сложил дрова штабелем в пристройке под навесом, отнес топор в амбар и побежал к дому. Тетушка Фанни заставила его вытереть ноги о циновку, прежде чем позволила войти.