Застрявший в Великой Пустыне
Шрифт:
Так же в наличии имелось немного текстовых надписей, сообщавших примерно то же самое, что и после активации. Только на этот раз уточнялось, что я — раб фракции «Пустынные охотники». Это сразу же напомнило мне слова главаря о запланированном путешествии, после которого все выжившие пленники якобы обретут свободу. Очень спорное заявление, но сейчас меня куда больше беспокоило пустующее поле в графе «Имя».
Оказывается, я тоже был безымянным. Специально поинтересовался по этому поводу у соседей, чем окончательно их
Как туда вписать собственные данные, я не имел ни малейшего понятия. Надписи проецировались поверх изображения с глаз, и как-то повлиять на них было нельзя. Движения рук они напрочь игнорировали, клавиатура для ввода тоже отсутствовала. Хотя… У меня ведь получалось как-то выдавать текст для переводчика без всякой печати. Просто голосовым набором. Так может и здесь получится?
Сосредоточившись на пустом поле, я тихонько проговорил:
— Алекс.
И ничего. Следующая попытка была уже погромче:
— Алекс, Алекс! Алекс Рюмин!
Вот тут перед глазами мигнуло, и к моей огромной радости в том самом месте проявились мои паспортные данные. Хорошо, что отчество не понадобилось, уж очень его не люблю вслух произносить. Правда, имя почему-то поместилось в скобки, но прогресс всё равно был неоспорим.
— Эй, Ку! Как меня зовут?
— А-а? — непонимающе повернулся ко мне гуманоид. — Вижу! У тебя получилось! Сейчас… Рю-у-у… Ми-и-и-н. Правильно?
— Не совсем. Ты Алекс пропустил.
— Нету такого. Но если это твоё настоящее имя, то оно не будет видно всем. То есть видно, но далеко не всем.
— Ладно, сделаю вид, что понял… Надо было тебя Кличко назвать.
— Нет, мне так больше нравится!
Пока напарник отнекивался, я попытался отредактировать графу, поменяв фамилию с именем местами, но все мои попытки не увенчались успехом. Возможно, прежнюю информацию нужно было как-то стереть, но все голосовые приказы надпись проигнорировала. Даже фраза «Делит, мать твою!» не помогла.
Пришлось оставить это до лучших времён. Рюмин, так Рюмин. Как я понял, моя фамилия заняла место постоянного прозвища, что не так уж и плохо. Меня это совершенно не коробило. Хотя отец любил повторять, что она у нас — дворянская, но скорее всего кто-то из наших хитрожопых предков просто выбросил из неё лишнюю букву «К». Для благозвучия-с, так сказать.
Ладно, теперь бы узнать немного о нашем предстоящем путешествии, и можно считать программу-минимум на сегодня выполненной. А то после мысленных потуг снова начала потрескивать голова.
— Ку, ты сказал, что бродил по пустыне. А не туда ли мы сейчас плывём, к вам в гости?
— Тут везде пустяня! — взволнованно прострекотал невольник. — Сколько дней не иди в любом направлении, всё равно она не кончится. Поэтому все называют её Великой.
— Супер. Полагаю, ваш улей находится в оазисе?
— Не знаю что это.
— Хорошо, зайдём с другой стороны.
— Нет, мы выращиваем кактусы и мхи. Воины охотятся, приносят мясо. Принцы торгуют с вами, «без-улья».
— С людьми, то есть?
— Со всеми.
— Ага, значит, пустыня ваша вовсе не пустая, — обрадовался я. — А не знаешь случайно, что нашим, хм… Начальникам могло там понадобиться?
— Нет, но Великая пустыня очень опасная! Наши воины не всегда возвращались с охоты, а они гораздо сильнее меня. Боюсь, моя смерть наступит слишком быстро. Извини, если расстроил тебя.
— О, на счёт этого не переживай. Я уже давно стараюсь ни к кому эмоционально не привязываться…
Глава 7
— Песок и солнце, день чудесный… Тьфу!
Дальше я продекламировать не смог из-за того, что внезапный порыв ветра швырнул мне в лицо щедрую пригоршню этого самого песка. Пока откашливался и отплёвывался, всё вдохновение улетучилось.
Пустыня, раскинувшаяся перед нами, была по-своему величественна и красива. Безбрежное оранжевое море, по которому медленно ползли пологие волны-барханы. Они начинались практически сразу за прибрежными скалами, уходя куда-то за горизонт. Странно, только при взгляде на этот безжизненный пейзаж моё настроение необъяснимым образом поползло вверх. Может, дело в непривычно ярком песке? Или в том, что нас наконец-то выпустили из тесной душегубки.
На нижней палубе галеры я провёл долгих четыре дня, натрудив спину до перманентной ломоты. Спали мы прямо на полу между лавками, за исключением тех «счастливчиков», которых за особые заслуги на трудовом фронте подвешивали на шест, словно недозревшую колбасу. Для этого там имелись специальные крюки, спокойно выдерживающие человеческий вес. После первой же ночи своевольный раб не мог без вскрика поднять вверх руку. А один так и вовсе умудрился порвать себе сухожилия, чем заработал билет в один конец на подводную экскурсию. Без акваланга.
На этом фоне мой сорванный ноготь на руке и ломота в позвоночнике выглядели сущим пустяком. Так что, когда надзиратели посоветовали мне заткнуться во время очередных расспросов, я предпочёл уйти в беззвучный режим работы. И всё равно за это время удалось немного подтянуть произношение, с головой выдававшее во мне пришельца. А там и до полного освоения языка уже недалеко. Мне такое всегда легко давалось.
В общем, на пятый день увлекательного морского круиза рабовладельцы разбудили нас ни свет ни заря и погнали на выгрузку. Пока одни корячились в тёмном трюме, других освободили от цепей на ногах и спустили вниз. В том числе и нас с Ку. Оказывается, накануне баржа вошла в небольшую лагуну, где благополучно пристала к берегу. То есть — села на мель плоским днищем. Но так уж здесь заведено швартоваться.