Затем
Шрифт:
— Можно мне поговорить с Хираокой?
— А вы сможете? — удивилась Митиё.
— По крайней мере, надеюсь на это, — твёрдо ответил Дайскэ.
— Как вам будет угодно, — сказала Митиё.
— Так, пожалуй, и сделаем. Нечестно обманывать Хираоку. Я постараюсь объяснить ему реальное положение вещей. Если понадобится — извинюсь. Разумеется, всё может получиться вопреки моим ожиданиям, но я сделаю всё, чтобы предотвратить трагический исход. Неопределённость — вещь мучительная, да и перед Хираокой как-то неловко. Но, может быть, мои действия заставят вас испытать
— Я всё поняла. И готова умереть, если случится что-нибудь ужасное…
— Умереть… Допустим. Но я должен знать, когда это произойдёт. Иначе зачем же мне говорить с Хираокой?
Митиё снова расплакалась.
— Итак, я всё расскажу Хираоке.
Когда они простились, солнце уже клонилось к закату. Но Дайскэ не пошёл провожать Митиё, как в прошлый раз. Чуть ли не час он просидел в кабинете, прислушиваясь к пению цикад. После откровенного разговора с Митиё Дайскэ почувствовал облегчение. Он взялся было за перо, чтобы условиться с Хираокой о встрече, но, написав приветствие, остановился, вдруг ощутив, как угнетает его сознание долга. В одной рубашке, босиком, он выскочил в сад. На веранде появился Кадоно, который спал мёртвым сном всё время, пока Митиё была в доме.
— Поливать рано, — сказал он, держась обеими руками за коротко остриженную голову. — Солнце ещё не село.
Не отвечая, Дайскэ забрался в угол сада и принялся сметать в кучу опавшие листья бамбука. Пришлось и Кадоно, сняв кимоно, спуститься с веранды.
Сад был небольшой, но земля так пересохла, что увлажнить её оказалось нелегко. Дайскэ не выдержал, пожаловался на боль в руках, обтёр ноги и поднялся на веранду. Так он и сидел там, отдыхая и дымя сигаретой. Кадоно поглядел на него и спросил насмешливо:
— Что, сэнсэй, сердце не в порядке?
Вечером Дайскэ отправился с Кадоно на храмовый праздник на Кагурадзаку, купил несколько горшков с осенними цветами и поставил перед домом, чтобы их смочило росой. Близилась ночь, на ясном, удивительно высоком небе сияли звёзды.
Дайскэ решил не закрывать перед сном ставни, мысль о ворах никогда не приходила ему в голову. Он погасил лампу и, ворочаясь с боку на бок, глядел из-за полога на тёмное небо. Перед его мысленным взором с необыкновенной яркостью проходили события минувшего дня. Ещё немного, и всё окончательно решится, размышлял Дайскэ, ощущая радостное биение сердца в груди. Постепенно в обволакивающем его мраке Дайскэ погрузился в глубокий сон.
На другое утро он собрался отправить Хираоке письмо, черкнув всего несколько слов. «Нам надо поговорить, пожалуйста, сообщи, когда тебе будет удобно. Меня устраивает любое время». Он положил записку в конверт, наклеил марку, и тут ему показалось, будто он идёт ва-банк. У него даже руки дрожали, когда он отдавал
Два долгих дня провёл Дайскэ в напрасном ожидании вестей от Хираоки. Не было ничего и на третий и на четвёртый день. Между тем подошло время, когда Дайскэ обычно ездил на Аояму за деньгами. В кармане у него уже почти ничего не оставалось. Но Дайскэ был теперь готов к тому, что придётся как-то жить без помощи отца. Он и мысли не допускал отправиться туда как ни в чём не бывало.
Два-три месяца продержусь, утешал себя Дайскэ, продам что-нибудь из книг или одежды, а потом, когда всё уладится, начну потихоньку искать работу. Он вспомнил слышанную от других истину, почти вошедшую в поговорку, что-де никто ещё так просто не умер с голоду, что всё как-нибудь образуется.
Так и не дождавшись ответа от Хираоки, Дайскэ на пятый день в самую жару сел на трамваи и отправился в редакцию, но там ему сказали, что Хираока будет лишь через несколько дней. Выйдя на улицу и глядя вверх на грязные окна, Дайскэ пожалел, что, прежде чем ехать, не справился по телефону. Может быть, Хираока не получил его записки? Дайскэ умышленно послал её на редакцию. На обратном пути он зашёл в букинистический магазин, где часто бывал, сказал, что хочет продать ненужные ему книги и просит зайти их посмотреть.
Ему ничего не хотелось в этот вечер, даже поливать сад, и он праздно наблюдал за Кадоно, который там работал в белой сетчатой рубашке.
— Вы устали, сэнсэй? — гремя ведром, спросил Кадоно. Терзаемый тревогой, Дайскэ пробормотал что-то невразумительное. Ужинал он без всякой охоты, почти не ощущая вкуса еды. Быстро проглотил рис, отбросил палочки и позвал Кадоно.
— Поезжай к Хираоке, спроси, получил ли он моё письмо. Если получил, скажи, что просят ответить и ответ передать с тобой.
На всякий случай он объяснил Кадоно, что речь идёт о письме, которое он на днях посылал в редакцию. В ожидании Кадоно Дайскэ вышел на веранду и сел в кресло. Вернувшись, Кадоно застал Дайскэ неподвижно сидящим в темноте.
— Был я там, — сообщил Кадоно. — Хираока-сан просил передать, что письмо получил и утром пожалует.
— Ага. Спасибо!
— Ещё он просил передать привет и сказал, что надо бы ему прийти раньше, но он не мог, потому как ухаживает за больной, и просил его извинить.
— За больной? — вырвалось невольно у Дайскэ.
— Да, ихняя супруга вроде бы прихворнула.
В темноте лица Кадоно видно не было, лишь смутно белело летнее кимоно.
— И что, худо ей? — настойчиво спросил Дайскэ, с силой сжимая подлокотники кресла.
— Не знаю, что и сказать вам. Вроде бы не очень хорошо, но и не так уж плохо, раз Хираока-сан завтра собирается прийти.
Этот довод немного успокоил Дайскэ.
— А что за болезнь?
— Да я мимо ушей пропустил.