Затерянные в Полынье
Шрифт:
– Доктор, – сказал я Мендлеву, сидящему без движений, – приведите здесь всех в чувство. «Впрочем, – подумал я, – ему самому нужен нашатырь…» Я побежал к двери. В коридоре стоял Григорий, отвязывая от ботинок обрезки кровельного железа, которые напоминали ласты.
– Бежим за ними! – крикнул я на ходу. Мы выскочили на улицу, различив в конце ее фосфоресцирующую фигуру Егора.
– Раз он взял след, то Дрынову от него уже не уйти, – облегченно сказал я. – Можно не торопиться, все равно нам Маркова не догнать.
Мы видели,
– Что с ним? – спросил я.
– Дурак, прыгнул со смотровой площадки. Зачем? Разбился насмерть.
– Сам себя наказал, – тихо произнес Григорий и перекрестился.
Марков настороженно огляделся. Где-то неподалеку послышалось урчание мотора. А когда фары внезапно осветили нас, Егор толкнул нас обоих в траву. Но было уже поздно. Раздалась автоматная очередь, и пули засвистели где-то над нашими головами.
– Ползите назад, прячьтесь за башню, – посоветовал Марков. Перекатившись на другое место, он тотчас же несколько раз выстрелил в ответ. Обе фары разлетелись вдребезги и погасли. Еще одна автоматная очередь взрыхлила землю, где только что лежал Марков, но он уже стрелял с колена в десятке шагов отсюда. Кто-то в джипе болезненно вскрикнул. Я подумал, что Егор представляет хорошую мишень в своем проклятом белом одеянии, но он, как верткий уж, скользил по траве и продолжал одиночными выстрелами палить по машине. В ход пошла вторая, запасная обойма. Дав еще несколько очередей, люди в джипе предпочли за благо развернуться и убраться обратно к особняку.
– Вояки… – презрительно произнес Марков, подходя к нам. – Пистолета испугались. А одного я, кажется, задел.
– Надо уматывать отсюда, – сказал я. – Минут через пять-семь тут будет куча охранников.
– Есть еще время закурить. – Егор вытащил сигарету и зажигалку. Затянувшись, он снова, с сожалением посмотрел на мертвое тело Дрынова, а потом приказал: – А теперь – бегом, цепочкой, не отставать!
И мы помчались к нашему дому.
Глава 16. Болотное танго
Всю ночь мы ожидали нападения, готовясь при малейшей опасности отправить женщин в подвал. Марков перезарядил пистолет, а я отдал Григорию свою ракетницу. Сам же достал оставшиеся взрывпакеты и вооружился обоими мечами, поскольку на актерском факультете меня учили фехтовать и левой и правой рукой. Но единственное наше преимущество заключалось в знании дома, а в его лабиринтах охранники могли запутаться. Однако нападения не последовало. Очевидно, там, у водонапорной башни, нас просто не узнали, да и сама стычка была мгновенной. Тем более что Маркова загримировали до такой степени, что его не признала бы и собственная мать. К утру мы вздохнули с облегчением, надеясь, что все худшее миновало. Но в одиннадцатом часу, когда мы уже позавтракали, возле калитки затормозил джип.
Марков сосредоточенно передернул затвор пистолета. Я сказал женщинам, чтобы они шли в подвал, а сам приоткрыл дверь и выглянул. Вот уж кого я никак не ожидал увидеть, так это самого Намцевича. Он вышел из джипа и помахал мне рукой. В машине осталось двое охранников с автоматами, но сам Намцевич был безоружен. Я вышел из дома, отворил калитку и пропустил его во двор.
– Извините, не могу пригласить вас в дом – генеральная уборка, полы драят, – сказал я. – А что вас ко мне привело, Александр Генрихович?
– Обстоятельства, – широко улыбнулся он. – Нынче ночью возле водонапорной башни произошла перестрелка между моими людьми и неким неизвестным. Там были еще двое, но те прятались в кустах, словно зайцы. А этот клоун – надо сказать, что он был измалеван белилами до неузнаваемости, – серьезно ранил моего охранника. И вот я думаю: кто бы это мог быть?
– Это вы меня спрашиваете?
– А кроме нас, тут вроде бы никого и нет, – Намцевич нарочито огляделся. – Разве что чей-то дух витает… Там, кстати, позднее был найден труп бедняги Дрынова. Что, такой убийственный спиритический сеанс был?
– Это вам добрый дедушка Монк рассказал?
– Ну конечно. Мы же с ним старые приятели. Как вы с вашим храбрым капитаном.
– Не могу ответить ничего определенного. Мы все дрыхли без задних ног, – холодно сказал я.
– А не вы ли и срежиссировали весь этот спектакль? – Намцевич продолжал улыбаться. – Талантливо, слов нет. Поселок уже шумит и аплодирует. Я понимаю, вы артист и вряд ли умеете хорошо стрелять. Но я не знал, что и капитан ваш, стрелять умеющий, тоже хороший артист.
– Что-то я вас не понимаю.
– Да я и сам порой, по правде говоря, путаюсь в своих мыслях. А почему вы ко мне не заходите? Хотя бы за продуктами.
– А у нас постные дни.
– Завидую. А я вот, грешен, ем все подряд. Так что вы лучше не бегали бы по ночам. Подстрелят ведь… Впрочем, – Намцевич внимательно поглядел на меня, – вы знаете, что у вас есть очень сильный покровитель?
– Догадываюсь.
– Нет, вряд ли. Вот поэтому вы еще и живы. Значит, в дом так и не пригласите?
– Как-нибудь в другой раз. Когда уборку закончим.
– А стоит ли мыть полы, если дом все равно рано или поздно сгорит?
– Так ведь и особняк ваш не вечен, Александр Генрихович.
– Хм-м… Укол засчитан. Вы, должно быть, чувствуете себя Гераклом, побеждающим Лернейскую гидру? А ведь одна ее голова – бессмертная…
– Уж не ваша ли, часом?
– А хоть бы и моя, вам-то что?
– Нет, ничего, мое дело сторона. Только Волшебный камень-то – вот он, рядышком. Головку-то и придавит. Как в мифе.