Затерянные в Полынье
Шрифт:
– Увидишь.
Минут через пять мы уже торопливо шли по улице.
– Ты заметил, что у него сапоги чистые, а ведь он по болоту шлепал, – обронил Марков на ходу.
– Может быть, помыл, прежде чем к нам идти?
– А потом опять через трясину топать? Нет, тут другое.
Мы подошли к дому Раструбова, и Марков, воровато оглянувшись, начал ковыряться в замке.
– Остынь, Громыхайлов идет, – сказал я, загораживая Егора спиной.
– А он нам не помеха, зови его сюда.
Я помахал полицейскому рукой.
– Чего это вы тут делаете, ребята? – спросил он, выдыхая алкогольные пары.
– Булочки хотим спереть, – не оборачиваясь, отозвался Марков.
– А у него еще и водка запасена, – деловито подсказал Петр.
Наконец дверь подалась, и мы вошли в дом.
– Петя, ты, как официальное лицо, присутствуешь при обыске, – заметил Марков.
– А что будем искать? – поинтересовался я.
– Я сам найду что надо, не мешайте.
Марков работал быстро и без лишних движений. Открыл ящики письменного стола, потом полез в старый комод, заглянул в шкаф. Там, под постельным бельем, он обнаружил небольшую шкатулку и вытащил ее на свет. Отковырнул замок перочинным ножиком.
– Глядите, – сказал он. Внутри лежали золотые и серебряные цепочки, серьги, колечки. – Узнаешь вот это? – Он подкинул на ладони две сережки.
– Кажется, их носила Ксения, – тихо сказал я.
– Не кажется, а точно. У меня глаз наметан. А вот и медальон. Все сходится.
– Чей это медальон?
– Комочкова.
Мысли туго варились в моей голове, и, пока я соображал, Марков обшарил кухню и обнаружил на полке стеклянную банку. Она была наполнена болотными бабочками «Летучий глаз».
– Ясно теперь? – обратился он ко мне и Громыхайлову. – Раструбов – убийца, маньяк. Это он задушил и изнасиловал девочку, убил одинокую женщину и зарубил старика Ермолаича. И оставил свои метки – этих бабочек, которых ловил на болоте.
– Значит… и Ксению – тоже? – спросил я.
– Да, – подтвердил Марков. – К сожалению, ее уже нет в живых.
– А откуда у него взялся медальон Комочкова?
– Потом объясню. Сейчас некогда.
– Застрелю гада, – пообещал Громыхайлов, сделав большой глоток из бутылки, которую он обнаружил под столом. У него были свои поиски, также увенчавшиеся успехом.
– Если успеем, – отозвался Марков, отбирая у Петра бутылку. – Надо поторопиться.
Когда мы подбежали к нашему дому и ворвались внутрь, Раструбова там уже не было. И Сени тоже.
– Я не смогла их больше задерживать, – сказала Милена. – Мы с Машей чуть ли не танец одалисок исполнили, но они так торопились…
– Когда ушли? – прикрикнул на нее Марков.
– Минут десять назад.
Теперь мы бросились к болоту, а Петя показывал кратчайший путь. Остановившись возле самой трясины, мы увидели метрах в ста перед нами две фигуры. Впереди шел пекарь, за ним неуклюже прыгал с кочки на кочку Барсуков.
– Раструбов, стой! – закричал Марков.
И он, и Громыхайлов вытащили свои пистолеты. Обе фигуры на болоте остановились, повернулись к нам. Марков потряс над головой банкой с бабочками:
– Иди назад, я тебе корма дам! И серьгами Ксении заставлю подавиться!
Сообразив, что все кончено, пекарь вновь повернулся к нам спиной и запрыгал по кочкам.
– Стой, стрелять буду! – заорал Громыхайлов. Тут же Марков пальнул в воздух, для острастки. Раструбов замер. Между ним и нами маячила фигура Барсукова. Он, не понимая, что происходит, стоял в полной нерешительности. Петя выстрелил три раза подряд, и я с тревогой подумал, что он, пьяный, скорее попадет в Сеню, чем в прикрывающегося им пекаря. Руку полицейского так трясло, что мне стоило опасаться и за свою жизнь. Но выстрелы все равно сделали свое дело, хотя бы психологическое, заставив Раструбова нервничать.
Он заторопился еще сильнее. Последний его прыжок стоил ему жизни. Поскользнувшись на кочке, он попал в трясину, которая стала его немедленно засасывать. И мы услышали лишь отчаянный крик – смертельный вопль загнанного зверя… Потом трясина издала животное бульканье и поглотила свою жертву. Мы переглянулись. Маньяк нашел свой конец на болоте. Еще одна голова Лернейской гидры была срублена.
– Сеня! – крикнул Марков. – Сможешь допрыгать до нас?
– Попробую! – отозвался Барсуков.
Опираясь на длинный шест, он перескочил на одну кочку, затем на другую. И так, медленно и неуверенно, стал преодолевать трясину.
– Ничего, дойдет, – уверенно произнес Громыхайлов. Но когда до нас оставалось метра три, Барсуков оступился и погрузился по пояс в топкую грязь. Болото стало засасывать его.
– Шест давай! – заорал ему Петя.
Ухватившись за протянутый нам конец шеста, мы втроем еле вытянули Барсукова из липких лап смерти. Он лежал на берегу и тяжело дышал.
– Скажи спасибо, что мы подоспели вовремя, – заметил Марков. – Иначе это была бы твоя прощальная гастроль.
– Я все понял, – отозвался Сеня.
– Тогда отдыхай…
Мы присели рядом с ним и закурили. Громыхайлов вытащил из широкого кармана еще одну найденную в доме пекаря бутылку.
– За тебя, капитан! – с уважением сказал он, делая огромный глоток и передавая водку Маркову. – Ты молодец.
– А вот ты не очень-то, – ответил Егор. – Чего ты у Намцевича в шестерках ходишь? Ты бы, Петя, пил поменьше да за ум взялся.
– А хочешь, вот прямо сейчас пойду и плюну ему в рожу?
– Успеешь. Давай лучше скоординируем наши действия. Если ты с нами.
– А как?
– Я тебе потом скажу. Ты, главное, будь наготове.
– Всегда готов! – по-пионерски откозырнул Петя.
Мне не терпелось задать ему один вопрос, и случай был как раз подходящий.
– А кого вы тогда тащили ночью в мешке к озеру?
– Да… бродягу одного, – сконфуженно ответил Громыхайлов. – Его охранники Намцевича где-то зашибли. Говорят, случайно… Попросили помочь, я и согласился. Пьян был шибко.
– Ну и дурак! – сказал Егор. – Они же тебя повязали этим.