Затерянный храм
Шрифт:
– Но этим табличкам больше трех тысяч лет, – возразил Грант. – Как мы можем узнать, что это за язык?
– Не можем. Но это не останавливает ученых в их попытках подставить другие языки или их гипотетических предшественников в парадигму линейного письма Б. Попробовали уже все: хеттский, баскский, архаический греческий, протоиндский, кипрский, этрусский – что особенно забавно, потому что никому пока не удалось его расшифровать. В основном это все чепуха, безнадежное сочетание слабых совпадений и упрямого оптимизма.
– То есть снова тупик.
– Согласен. Поэтому, вместо того чтобы заниматься непосредственно языком, мы начнем с символов. Мы попробуем обнаружить закономерности в их расположении,
– Вообще-то они все написаны на табличке, – ехидно заметил Мьюр.
Рид поднял бровь – этот незначительный жест ввергал многих студентов в отчаяние.
– Неужели? – Из кармана пиджака он достал чернильную ручку и курсивом написал букву на салфетке, не обращая внимания на полные ужаса взгляды официантов. – Ну и какая это буква?
– G, – предположил Грант.
– Y, – сказал Мьюр.
– Р, – выдвинула версию Марина, которая сидела напротив Рида и буква была для нее вверх ногами.
Рид откинулся на стуле с загадочным и довольным видом:
– Правда? Или, может быть, это «j» или «f». Или «if». Или «of». А может быть, мисс Папагианнопуло читает правильно и это «Pn» или «Pr». А может, это просто случайно задели стилом. Минойцы и микенцы не разрабатывали шрифтов для своего алфавита. Они царапали буквы на табличках из сырой глины при помощи деревянных или тростниковых палочек, наверное, торопились, да и табличку держали на коленях. Даже в самом лучшем виде буквы не совсем похожи одна на другую. Чтобы решить, какие различия принципиальны, а какие – просто различия в написании, требуется мудрость Соломона. И это только самое начало работы.
Над столом повисло мрачное молчание. Грант занялся едой, а Мьюр наблюдал за тем, как с кончика его сигареты падает длинный столбик пепла.
– Я ничего не пропустил?
Словно под натиском урагана, двойные двери обеденного зала распахнулись внутрь. По полю с пустыми столиками к ним приближался высокий широкоплечий мужчина. В его облике было что-то уныло-безупречное – теннисные туфли, молодежная стрижка, белые брюки, белая рубашка с открытым воротом – такая же яркая, как и его улыбка. Даже не слыша его речь, можно было легко догадаться, кто он такой, и описать его одним-единственным словом: американец. Если вновь прибывший и заметил четыре изумленных взгляда, то никак не показал этого, продолжая ослепительно улыбаться.
– Джексон, – представился он. – Марти Джексон. – Он тряхнул руку Марины и повернулся к Риду. – Дайте угадаю – профессор Рид. Я все про вас прочитал. А вы, наверное, Сэм. – Он посмотрел на Гранта.
Джексон взял стул от соседнего столика, развернул его ловким движением и втиснулся между Мариной и Ридом. Грант вопросительно посмотрел на Мьюра:
– О нас что, в газетах пишут?
Джексон взмахом руки подозвал официанта и заказал пива.
– В этой проклятой стране еще ни разу не получил его достаточно охлажденным, – проворчал он добродушно. – Но все же оно лучше, чем местное вино. Я слышал, его делают из сосновых шишек, вы можете представить?
– Мистер Джексон находится здесь в составе союзной военной миссии, – сказал Мьюр. Остальным это объяснение показалось каким-то неестественным. – Он прилетел сегодня утром.
– Держим оборону против коммунистов. Слышали, что тут Трумэн сказал на прошлой неделе? «Мы должны помогать свободным народам идти к их собственной цели по выбранному ими пути». Вот
– Вы военный?
– Не совсем. – На миг вежливая, добродушная улыбка пропала, и Грант заметил нечто резкое и жесткое. Улыбка тут же вернулась. – Но я полагаю, мы все в одной команде?
– Мистер Джексон…
– Называйте меня Марти.
Мьюр поморщился.
– …присоединился к нам для поисков шестьдесят первого элемента.
– Я слышал, вы тут творите ого-го какие дела. – Джексон подался вперед и поставил локти на стол. – Пещера на Лемносе – это просто невероятно. Жаль, меня там с вами не было.
Ответное бормотание Рида можно было принять за вежливое согласие.
– Но теперь мы займемся этой штуковиной по-настоящему. Разведка сообщает, что красные полезли в это дело, как евреи в банк. И выставили одного из своих главных громил, полковника Курчатова. – Из кармана рубашки американец достал фотографию и положил на стол. Похоже, она была сделана тайком – нечеткая, недоэкспонированная, и на ней трудно было разглядеть что-нибудь помимо узких скул, тонкой полоски усов и глаз, которые почти скрылись в тени от козырька фуражки. Грант даже не сразу понял, что одного глаза у этого человека нет, а глазница закрыта черной повязкой. – Это единственный снимок, который у нас имеется, но мы об этом человеке много наслышаны. Он стал известен под Сталинградом – не потому, что сражался с немцами, а потому, что расстреливал дезертиров. Думаю, Советы что-то раскопали; ведь в Лэнгли считают, что он – любимчик дядюшки Джо. [29]
29
Так Черчилль и Рузвельт называли между собой Сталина. (Прим. перев.)
Грант изучил фотографию:
– Кажется, на Лемносе мы уже встречались с его друзьями.
– Мьюр рассказывал. И нам надо добраться до этой штуковины раньше них.
– Ну, у нас есть табличка. Это, пожалуй, самая большая помощь. Однако профессор как раз объяснял, сколько еще работы предстоит, прежде чем мы сможем ее прочитать.
– Если я могу вам чем-то помочь, обращайтесь.
Кажется, Рида такое предложение испугало, хотя Джексон говорил вроде от чистого сердца.
– Мы решили, что нам удалось проследить происхождение таблички до Кефалонии.
– Отлично. Завтра с утра этим и займемся. У меня есть самолет. – Американец сказал это таким тоном, каким говорят о паре лишних ботинок. – Сэм, вы, говорят, человек незаменимый. Я считаю, вам надо обязательно ехать.
Грант вздрогнул, он ощутил инстинктивное желание отказаться. Но подавил его – нет смысла делать Джексона своим врагом прямо сейчас.
– Марина тоже должна поехать с нами, – сказал он. – Она в археологии больше понимает. Она сможет и с местными поговорить лучше, чем кто-либо из нас.
Грант стал наблюдать за реакцией Джексона. По лицу американца промелькнула тень неудовольствия, и он слегка пожал плечами:
– Конечно. – Джексон обвел глазами всех, останавливая взгляд на каждом. – Не могу вам даже и сказать, как это важно.
Глава пятнадцатая
Кефалония, Ионическое море
Самолет поцеловался с морем, сел на воду и плавно поплыл к берегу. Когда глубины осталось всего фута два, Джексон выключил двигатели, и волны пронесли самолет по оставшимся ярдам водной глади. Грант выпрыгнул из кабины и пошлепал по мелководью, толкая стойку крыла вверх и вперед, чтобы вытащить самолет из воды. Закрепив его, он достал карту, которую они купили этим утром в Афинах, и принялся ее рассматривать.