Затерянный мир (сборник)
Шрифт:
— Относительно черных пятен я соглашусь с моим товарищем и коллегой профессором Саммерли в том, что они состоят из асфальта. Поскольку плато несомненно имеет вулканическое происхождение, принадлежащий к глубинным образованиям жидкий асфальт вполне естественно может оказаться на коже местных животных.
Но сейчас перед нами возникла куда более важная проблема, связанная с присутствием на Земле Мейпла Уайта хищных чудовищ, одно из которых оставило ночью на этой поляне ужасные следы. Вопрос в том, как используя всю современную научную информацию, можно объяснить феномен их существования? Мы знаем, что плато занимает площадь, приближенно равную среднему английскому графству. На этом ограниченном пространстве много лет сосуществуют некоторые виды, которые давно повсеместно исчезли с земной поверхности. Рассуждая логически, можно предположить, что за долгие годы хищники, бесконтрольно размножаясь, должны были
— А я смею надеяться, что — нет, — вставил я.
Профессор недовольно повел бровями, как учитель, услышав глупую реплику школьника-шалопая.
— Может быть, выскажется коллега Саммерли? — предложил Челленджер, и ученые углубились в полемику о том, как сокращение пищи может влиять на рождаемость при общем условии непрерывной борьбы за выживание.
В это утро мы зафиксировали на карте небольшой участок плато. Чтобы не угодить на растерзание к птеродактилям мы на сей раз направились от ручья не на запад, а на восток. Здесь лес и кустарник были настолько густыми, что нам с трудом удавалось пробиваться вперед. До настоящего времени я рассказывал в основном об ужасах, населяющих это затерянное плато. Но сейчас перед нами открылись удивительные картины первозданной красоты природы. Прежде всего, конечно, — цветы. Ноги утопали в роскошном ковре нежнейших растительных созданий, укрывавших все видимое пространство. Преобладали белые и желтые цветы. Ученые объяснили, что из этих главных оттенков, медленно эволюционируя, некогда разлилась бесконечная цветовая палитра растительного мира. От ароматов кружилась голова и перехватывало дыхание. Повсюду жужжали пчелы. С веток свисали зрелые плоды. Многие были для нас незнакомы. Мы срывали лишь надклюнутые птицами. Это — надежный признак того, что плод — съедобен. Джунгли в этой части изборождены проложенными дикими зверями тропами. В болотистых низинах отпечаталось много следов, среди них попадались и следы игуанодонов. На одной поляне паслось стадо этих великанов. Лорд Джон разглядел в бинокль, что и у них есть на теле асфальтовые бляшки, правда не на том месте, что у разорванного прошлой ночью. Никто из нас не знал, как объяснить это непонятное явление. Время от времени на пути встречались обычные небольшие животные: дикобразы, муравьед-броненосец, пестрый кабан с большими закрученными кверху клыками. Один раз в просвете между деревьями мы увидели зеленый холм, по склону которого стремительно взбегал какой-то большой зверь светло каштановой масти. Он пронесся так быстро, что мы не разглядели его как следует. И если это был, как утверждал лорд Джон, олень, то величиной он не уступал огромным лосям, скелеты которых до наших дней находят кое-где в болотистых низинах на моей родине.
После таинственного посещения, о котором я рассказал в прошлом письме, мы всегда возвращались в лагерь с тревогой. На этот раз все оказалось в порядке. Вечером у нас развернулась горячая дискуссия о планах на будущее. Первым выступил Саммерли. Он целый день был чем-то недоволен, и, когда лорд Джон завел речь о том, чем по его мнению придется заниматься завтра, старый профессор неожиданно вспылил.
— И сегодня и завтра и все отпущенное нам время, — отчеканил он срывающимся от волнения голосом, — мы должны заниматься только одним: поиском выхода из ловушки, в которую угодили. Не нужно напрягать ум, в поисках дороги вглубь плато, напротив, все усилия следует сосредоточить на то, как отсюда выбраться.
— Очень странно, сэр, — загудел, поглаживая бороду Челленджер, — слышать столь примитивные рассуждения от настоящего ученого. Судьба предоставила вам редчайший шанс, который никогда не выпадал на долю ни одного ученого натуралиста за всю историю человечества. И вы хотите все оставить и, ограничась поверхностными сведениями, отправиться домой. Признаюсь, вы меня сейчас очень разочаровали, профессор Саммерли.
— Не забывайте, — ответил Саммерли, — что в Лондоне у меня осталась большая группа студентов. Вы представляете что за время моего отсутствия сотворят с их сознанием мои так называемые заместители? Впрочем, вы вряд ли это поймете. Насколько я знаю, вам никогда не доверяли воспитание молодежи.
— Именно так, — с удовольствием согласился Челленджер, — ибо было бы непростительной расточительностью, кощунством, если хотите, отрывать от творческого процесса научного поиска мой талант и обременять его столь заурядными заботами, как чтение лекций. Именно поэтому я отказываюсь от любых связанных с преподаванием предложений.
— От каких именно? Позвольте полюбопытствовать, — с издевкой спросил Саммерли. Но лорд Джон поспешил переменить тему.
— Думаю, — сказал он, — что я перестану себя уважать, если уеду отсюда, не узнав об этой стране намного больше, чем знаю сейчас.
— А я никогда не отважусь войти в кабинет моего редактора старика Мак-Ардла и предстать перед его осуждающим взором, — сказал я (уж простите мне, сэр, эту откровенную подробность). — Он не простит мне того, что я не до конца использовал возможность получить и передать в газету интереснейшие наблюдения. Кроме того, не понятно, зачем мы так горячо обсуждаем эту проблему. Все равно мы не можем отсюда выбраться.
— Наличие определенного здравого смысла у нашего юного друга с лихвой компенсирует недостаток образования, — заявил Челленджер. — Разумеется, мне совершенно безразлично все связанное с его профессиональными интересами. Но то, что мы — не в состоянии спуститься с плато, увы, бесспорно. Стало быть, нет смысла сотрясать воздух бесполезными дебатами.
— А я в нашем положении считаю бессмысленным любое другое дело, кроме поисков обратного пути, — продолжал Саммерли несколько сдержаннее, отчего смысл произносимых им слов становился яснее и убедительнее:
— Позвольте вам напомнить, что мы сюда пришли с совершенно определенной задачей, поставленной перед нами ученым советом Зоологического Института. Эта задача состояла в проверке утверждений профессора Челленджера. Теперь я обязан со своей стороны засвидетельствовать их абсолютную справедливость. Таким образом, возложенная на нас миссия, в принципе выполнена. Что же касается детального углубленного изучения, то для этого придется отряжать отдельную, более многочисленную и лучше экипированную экспедицию. Она с меньшим риском и эффективнее исследует и составит подробное описание флоры и фауны плато Мейпла Уайта. Если же мы, увлеченные романтикой, продолжим неравными силами противостояние окружающим нас ужасам, то, скорее всего, никогда отсюда живыми не выберемся и, как результат, не сможем донести до общественности уже полученную информацию. Профессор Челленджер изобрел для нас хитроумный способ проникновения на плато. Давайте попросим его употребить свой редкий талант изобретателя, на то, чтобы найти дорогу обратно.
Должен признаться, что речь Саммерли, в конце концов, меня совершенно убедила. Даже Челленджер, похоже, осознал, что, если нам не удастся выбраться, то некому будет посрамить его оппонентов, и останутся недоказанными бесценные факты.
— На первый взгляд проблема спуска представляется архитрудной, — сказал Челленджер, — но все-таки я не сомневаюсь, что нам удастся что-нибудь придумать. Коллеге Саммерли удалось меня убедить в том, что нам не следует задерживаться на земле Мейпла Уайта, и потому необходимо вплотную заняться вопросом возвращения. Однако я категорически отказываюсь возвращаться до тех пор, пока мы не составим самую общую, самую приблизительную карту плато.
Профессор Саммерли недовольно фыркнул:
— Мы уже несколько дней бродили по этой земле. И что узнали?
Ничего, кроме того, что здесь много деревьев и болотистых низин. Понадобятся месяцы, чтобы отдельные топографические сведения увязать в стройную схему и смоделировать очень примитивную, очень неточную карту. Если бы, например, где-то посредине здесь было возвышение, можно было бы, на него взобраться, все обозреть…
При этих словах Саммерли мне пришла в голову интересная идея. Посмотрев вверх на огромный корявый ствол дерева гингко, широким шатром распростершего ветви над нашим укреплением, я подумал о том, насколько, исходя из колоссальной толщины его ствола, оно должно превосходить остальные деревья также и в высоту. Если самой высокой частью плато являлись его края по периметру, тогда почему бы это могучее дерево не попытаться использовать как наблюдательную вышку, с которой откроется весь затерянный здесь мир.
Еще с детства я отличался среди моих ирландских сверстников в искусстве лазить по высоким деревьям. Мои нынешние компаньоны могут мне дать фору в альпинизме, но отнюдь не в лазании по стволам и ветвям.
Главное добраться до первой ветки, а там уже наверняка доберусь до самой вершины. Всем очень понравилась моя идея. Профессор Челленджер просто расплылся в улыбке.
— Наш юный друг отличается акробатической ловкостью (качеством, увы, не свойственным для лиц с более солидной комплекцией). Признаться, я — в восторге от его идеи.