Затерянный мир (сборник)

Дойл Артур Конан

— Конечно, я тоже пойду.

— А вы, Челленджер?

— Да. Можете на меня рассчитывать.

— А вы, Саммерли?

— Похоже, мы сильно уклоняемся от цели нашей экспедиции, лорд Джон. Уверяю вас, что не для того я оставил профессорскую кафедру в Лондоне, чтобы возглавить войну краснокожих троглодитов против человекообразных обезьян.

— До чего же низко мы пали! Не так ли, профессор, — улыбнулся лорд Джон, — но ничего не поделаешь, — надо. Итак, каков ваш ответ?

— Вы затеваете очень сомнительное предприятие, — Саммерли стоял на своем, сколько хватало сил, — но если вы все так решили, я не смогу остаться в стороне.

— Ну что же, значит решено, — сказал лорд Джон и, повернувшись к вождю краснокожих, утвердительно покачал головой и пошлепал ладонью по стволу своей винтовки.

Старик пожал каждому из нас руку, а его бойцы приветствовали наш военный

договор радостными криками. Дело приближалось к вечеру, — выступать в поход немедленно было поздно, и потому индейцы на скорую руку разбили лагерь и разожгли множество костров. Несколько человек отправились в джунгли и через какое-то время вернулись, подгоняя впереди себя молодого игуанодона. Как и других у приведенного животного на плече стояло асфальтовой пятно. Лишь теперь, когда вышел человек, который вел себя по отношению к игуанодону, как его владелец, и дал согласие мясникам на его заклание, мы наконец поняли, что эти громадные существа выполняли здесь роль домашней скотины, а асфальтовые бляшки, так долго мучившие наше любопытство, были ничем иным, как клеймами их хозяев. С неуклюжим беспомощным травоядным, наделенным огромным туловищем и маленьким мозгом, легко справлялись даже дети. В несколько минут игуанодон был забит, и его туша, разделанная на много кусков, жарилась на кострах вместе с большими рыбинами из семейства ганоидов, которых индейцы наловили в озере, орудуя копьями, как острогой.

Саммерли лег на теплый песок и сразу уснул. А остальные отправились на прогулку вдоль берега в надежде увидеть и узнать, что-нибудь новое об этой удивительной стране. Дважды мы находили небольшие кратеры, содержащие голубую глину, такую же, как там, на болоте птеродактилей. Эти погасшие вулканические жерла почему-то особенно интересовали лорда Джона. Внимание же Челленджера привлек грязевый гейзер, где на поверхности маслянисто-густой темной жижи вздымались и лопались пузыри от пробивавшегося из-под земли газа. Профессор погрузил туда полый тростниковый стебель и обрадовался, как мальчишка, когда, поднеся зажженную спичку, получил на противоположном конце трубки вспыхнувшее с хлопком синее пламя. Но настоящее его ликование вызвал следующий эксперимент. Когда Челленджер нахлобучив на камышовую трубку свой предварительно опорожненный кожаный кисет и, наполнив его газом выпустил из рук, кисет взмыл ввысь и увлекаемый воздушным течением исчез за базальтовыми утесами.

— Горючий газ, — дрожа от восторга, произнес профессор, — и при том намного легче воздуха. Несомненно, в его составе — изрядная доля свободного водорода. Ну что же, друзья мои, еще немного терпения, и вы увидите, как человеческий ум подчинит своим целям силы природы. Возможности Джорджа Эдуарда Челленджера еще не исчерпаны. Вскоре вы в этом убедитесь.

От гордости грудь его раздалась, глаза горели заговорщеским огоньком, но больше он ничего не сказал.

Меня же более всего занимало само озеро. Звери и птицы, напуганные кострами и большим количеством людей исчезли с побережья. Лишь несколько птеродактилей парили высоко в небе, высматривая рыбу. Но в светящихся розоватыми отблесками костров водах центрального озера во всю кипела жизнь. То и дело из воды вздымались чьи-то массивные грифельно-черные спины с зубчатыми плавниками вдоль хребта и, разметав серебристые брызги, опять погружались в глубину. Отмели кишели какими-то уродливыми пресмыкающимися, напоминавшими гибрид черепахи с ящерицей. По песку к воде, дрожа и переливаясь всем телом, ползло нечто похожее на большой толстый блин, политый черным маслом. Добравшись до воды, блин немного повибрировал на ее поверхности, а затем странно изогнув края кверху, сомкнул их и, превратясь в шар, вдруг стремительно покатился по воде. Удалившись от берега ярдов на сто, он опять перестроился в плоское положение и, не спеша, утонул в озере. Иногда из воды возникали какие-то птичьи головы на змеиной шее и, как перископ подлодки, быстро устремлялись вперед, от чего вода бурлила и пенилась, образуя вокруг шеи что-то вроде жабо. Одно из этих существ выползло на берег в нескольких сотнях ярдов от нас, и мы увидели, что змеиная шея растет из цилиндрического туловища, снабженного мощными перепончатыми плавниками. Челленджер и успевший после короткого отдыха к нам присоединиться Саммерли были на седьмом небе от восхищения.

— Плезиозавр! Пресноводный плезиозавр! — кричал Саммерли. — Разве мог я даже мечтать, что когда-нибудь доживу до такой минуты. Дорогой Челленджер, мы с вами — счастливейшие из всех зоологов, когда-либо живших на земле.

Лишь глубокой ночью нам удалось увести ученых от очаровавшего их первозданного озера и

уговорить лечь спать. Но даже сквозь сон мы продолжали слышать фырканье и всплески населявших его воды гигантских существ.

Едва забрезжил рассвет, весь лагерь пришел в движение, и через час мы выступили в достославный поход. Я давно мечтал побывать на фронте военным корреспондентом. Наконец-то моя мечта сбылась, и я приступаю к своему первому репортажу с поля военных действий.

В течение ночи наши ряды пополнились новыми отрядами индейцев, так что теперь нас уже насчитывалось до полутысячи человек. Впереди шла разведка, а за ней единым фронтом двигались основные ударные силы. Мы преодолели плавный поросший кустарником подъем и вышли к джунглям. Лучники и копьеносцы рассыпались зигзагообразной цепью вдоль опушки. Челленджер и Рокстон находились на правом фланге, а Саммерли и я, — на левом. Итак, вооруженные новейшими образцами стрелкового оружия фирм «Джеймс Стрит» и «Стрэнд», мы принимали участие в битве лучников каменного века.

Враг не заставил себя ждать. Внезапно лесные дебри огласились мощным воем и орава обезьянолюдей, вооруженных дубинами и камнями, устремилась в самый центр атакующих туземцев. Это был отважный, но стратегически неверный маневр, так как кривоногие обезьяны не могли на открытой местности противостоять ловким и изворотливым, как кошка, индейцам. Перед нами развернулось неприглядное зрелище: брызгая изо рта злобной пеной и неистово сверкая глазами, разъяренные огромные обезьяны кидались на маленьких юрких индейцев, бесстрашно стрелявших из луков.

Мимо меня с чудовищным ревом пронесся рыжешерстый гигант. Грудь и живот его были утыканы частоколом стрел, напоминавшим спину дикобраза. Я пожалел его и выстрелил, — он упал в кусты алоэ, сраженный наповал. Но больше спускать курок мне не пришлось. Атака обезьян была направлена в самый центр вооруженных сил туземцев, и те легко ее отбили. При этом все обезьяны, участвовавшие в этом броске, погибли.

Но совсем по-другому пошло дело, когда мы вошли в лес. Здесь немедленно почувствовалось превосходство обезьян. Бой продолжался уже более часа, и иногда мне казалось, что мы — обречены. Неожиданно появляясь из разных укрытий, обезьяны крушили индейцев огромными дубинами, одним махом укладывая по два-три человека, не давая им времени схватиться за оружие. Вдруг я вскрикнул от ужаса, увидя, как над Саммерли нависла громадная дубина. Я прицелился, но оказалось поздно, — дубина рухнула, раздробив в щепки винтовку профессора. Следующим ударом мохнатый верзила хотел размозжить Саммерли голову. Но вовремя подоспевший индеец пронзил нападавшего копьем. Обезьяны, взобравшись на деревья, обстреливали нас сверху камнями и толстыми, как поленья, ветками. Иногда они спрыгивали в самую гущу боя, затевая дикую, кровавую свалку, и дрались до последнего дыхания. В какой-то момент индейцы дрогнули и пустились наутек, но старый вождь сумел их остановить и, встав во главе отряда, опять повести в атаку. Их стремительные действия, подкрепленные огнем наших винтовок, на сей раз склонили чашу судьбы сражения в нашу пользу. Саммерли оказался обезоружен. Но я неустанно выпускал пулю за пулей, а с правого фланга тоже звучали непрерывные залпы. И наконец, настал долгожданный час. Обезьян охватила паника. Неистово воя от страха, они кинулись врассыпную, а индейцы с воплями триумфа бросились за ними вдогонку.

Важность победы в этом сражении невозможно переоценить. Отныне человек должен стать полновластным хозяином плато, а человекозверь раз и навсегда ему подчинится.

Как ни старались побежденные спастись бегством, ничто не могло им помочь уйти от возмездия. Лес то и дело оглашался звоном тетивы, победными криками туземцев и тупыми ударами падающих с деревьев тел. Я бежал вслед за победителями, когда, подойдя справа, со мной поравнялся лорд Джон и Челленджер. Несколько минут спустя, подоспел запыхавшийся Саммерли.

— Ну что же, теперь дело в шляпе, — сказал Рокстон. — Заключительную фазу операции надо предоставить туземцам. Зрелище, я вам скажу, будет не для слабонервных. Чем меньше увидим, тем лучше будем спать.

Глаза Челленджера горели азартным огнем. По-наполеоновски засунув ладонь за лохмотья, бывшие некогда бортом пиджака, он прохаживался взад-вперед и торжественно вещал:

— На нашу долю, джентльмены, выпало редкое счастье присутствовать при решающей битве; битве призванной определить дальнейшую судьбу мировой истории. Давайте же подумаем, друзья мои, что представляет собой победа в какой-нибудь межгосударственной войне. Да ничего существенного. Рано или поздно все «возвращается на круги своя» и опять все идет по старому: те же войны, те же так называемые «победы» и «поражения».