Затерявшиеся в тайге
Шрифт:
Подступиться к воде вплотную было нельзя — ноги сразу же погружались в жидкую грязь, и мне пришлось забраться на ствол старой сосны, лежавшей поверх остальных деревьев в этом завале. Я улегся на ствол, пытаясь дотянуться бутылкой, зажатой в руке, до воды, но тут же понял, что стараюсь напрасно. Тогда я достал шнурок из кеды, привязал к горлышку и опустил бутылку к воде. Только-только хватило. И я уже было возрадовался, что так легко вышел из положения, как в мою обнаженную шею вцепились сразу три комара.
От неожиданности я едва не бросил бутылку. До этого мне удавалось от комаров как-то отмахиваться, а тут, как только я затих,
Отбиваться было нечем: в одной руке я зажал шнурок, а другой, чтобы не свалиться, держался за толстую ветку. Пришлось поднять пустую бутылку. Зато потом я с большим удовольствием врезал себе по шее. Посмотрел мельком на ладонь и с удивлением обнаружил, что она вся в крови. Быстро комаришки накачали животики...
Потом я снова удобно устроился и начал опускать бутылку к воде. На этот раз она не преодолела и половины всего расстояния: комары вонзились в затылок, в ухо и в шею. Я отчаянно замотал головой, но они не обратили на это никакого внимания и продолжали обескровливать мой организм.
Не знаю, как у меня хватило терпения поднять эту проклятую бутылку, переложить ее в левую руку— я был готов, кажется, бутылкой крушить комаров — и только после этого отвесил себе несколько полновесных оплеух, от одной из которых еще долго звенело в ушах. Вдобавок я едва не свалился — сухая ветка обломилась от резких движений. Лютые, однако, здесь комары...
Когда я все-таки наполнил бутылку и посмотрел на часы, оказалось, что все это занятие отняло почти пятнадцать минут.
Леша, поглядывая на котелок, в котором варились грибы, приготовил новое блюдо — целебный напиток «рябиновку». Рецепт его был предельно простым: сначала он раздавил несколько гроздьев рябины, потом влил воды и хорошенько перемешал. Получился мутный, горький, но бодрящий напиток.
Увидев, что напиток нам с Толей понравился, Леша сказал: «Вечером отвар из шиповника сделаем». Шиповника мы много встречали: набивали карманы, но больше десятка оранжевых ягод съесть не могли. Да и эти-то ели лишь потому, что знали с детства: полезно. А так, конечно, это не пища...
После очередной дегустации Леша объявил: «Готово. Можно садиться». Мы сели вокруг котелка и начали вкушать уже порядком надоевшее блюдо. Когда Леша передал свою ложку Толе, тот покачал головой и сказал довольно угрюмо: «А я не буду их есть». Я спросил почему. «Потому что толку в них нет никакого...» Леша попытался ему возразить, доказывая, что лучше есть, хоть понемногу, но ничего не добился. В этот раз Толя так и не ел с нами.
Он дождался, когда мы с Алексеем добросовестно выскребли весь котелок, встал и позвал меня: «Пошли, покажу кое-что». Идти пришлось недалеко, и, когда мы приблизились к невысокому деревцу с черными ягодами, очень похожими внешне на волчьи, Толя сказал: «Вот... Мы их уже ели. Вяжут немного...»
Как же я хотел его отругать! Ведь говорил, предупреждал множество раз: ни в коем случае не есть незнакомые ягоды! И вот, пожалуйста: стоило уйти на двадцать минут, как они все, что можно, вокруг перепробовали. Еле-еле сдержался...
Однако, внимательнейшим образом осмотрев Коваленко и не обнаружив у него каких-либо признаков отравления, я решил тоже рискнуть. Сорвал несколько ягод, попробовал. Черемуха! Да какая вкусная, сладкая! Тут же вдвоем обобрали все дерево, поискали вокруг еще, не нашли и вернулись к Алексею, неся пару горстей угощения. Рты, правда, вскоре забила оскомина, но мы достали «рябиновку», по очереди отпили из горлышка и сразу же почувствовали вполне ощутимое удовлетворение. Так что первый обед был увенчан даже десертом.
Потом мы вымыли котелок, тщательно загасили костер, обложив его дерном, подождали, чтобы убедиться в том, что огню не ожить, и снова тронулись в путь.
Так странно идти, не ведая цели... Впрочем, и в обыденной жизни разве всегда мы знаем, куда идем и к чему стремимся?...
Небо благоприятствовало нашим намерениям: днем солнце, а ночью и звезды были по-прежнему задрапированы тучами, так что сквозь просветы в кронах деревьев виднелись лишь клочки свинцового цвета. Совершенно невозможно было сказать, в какой стороне находится солнце. Немного фантазии— и можно подумать, что оно наверняка сместилось со своей обычной орбиты и освещает в данный момент другую планету.
Заподозрив, что с солнцем творится что-то неладное, и поняв, что рассчитывать на него не приходится, мы остановились и стали складывать в кучу все наши познания, касающиеся того, как надо в лесу ориентироваться.
Выяснилось, что каждый еще со школьной скамьи знает несколько таких вполне надежных и проверенных способов. Например, по мху, растущему на стволах старых деревьев.
Дело в том, что мох растет всегда на северной стороне дерева.
— А не на южной? — совершенно неуместно спросил Алексей.
Этот вопрос он задал очень некстати, потому что смутил меня им. Только что я абсолютно точно знал, на какой стороне мох растет, а теперь вдруг зародилось сомнение.
Я посмотрел с надеждой на Коваленко. Может быть, он внесет какую-то ясность. Он внес:
— По-моему, на северной... — сказал он это, однако, не слишком уверенно. И в результате неуверенность только усилилась. Впрочем, это, как мы решили, пока не важно. Важно найти деревья, покрытые мохом. Обежав несколько гектаров тайги, порядком взмыленный, я вернулся к товарищам и сообщил неприятную новость: не удалось обнаружить ни одного дерева, поросшего мохом. Я подумал, что здешние деревья, по-видимому, обладают какой-то странностью, раз к ним мох не пристает, и сказал об этом товарищам. Они в ответ деликатно намекнули, что я сам, похоже, обладаю какой-то странностью, если не увидел, что пень густо порос мохом. Только мох почему-то покрывал пень по всей поверхности. Я внимательно изучил дерево и с удивлением сделал открытие, что мох на нем растет исключительно на стороне, обращенной к земле. Потрясенный, я, ни слова не говоря, показал пальцем на это необъяснимое явление природы. Я надеялся, что Толя, как кандидат наук, сможет мне объяснить, как это получается, что север (или юг) находится как раз у нас под ногами.
— Это от влаги, — убежденно пояснил Коваленко.
Да, влаги в тайге больше, чем нам хотелось бы... Определенно, от недостатка воды мы не страдали. Она выступала вокруг ступни буквально на каждом шагу. А мы еще отважились улечься спать на этой земле, легкомысленно отбросив всякие мысли о наших радикулитах и пестром букете заболеваний, которые обычно приносит с собой простуда. Следующую ночь, вероятно, придется провести на деревьях. Хотя там, наверное, сильно сквозит.
Теперь, после неудачной попытки сориентироваться с помощью мха, мне оставалось выложить резервный способ ориентации — по кронам деревьев. С южной стороны, это я уже точно запомнил, они много гуще.