Затмение
Шрифт:
На фоне ночи и монастырских стен заунывное песнопение Ленского звучало до того потусторонне жутко, что в какой-то момент Света взяла меня за руку и, крепко сдавив её, прижалась к моему плечу. Володька тем временем
– Топиться пошел, – прошептал я.
– Останови его, – заволновалась Света и отпустила мою руку.
– Успокойся, я пошутил.
Володя подошел к воде и, встав на колени, окунул в нее голову и держал её так под водой секунд двадцать. Вытащив её наружу, он по-собачьи отряхнулся, похлопал себя по щекам и бодро, будто после бани, сказал: «Эх, хорошо!» Завершив спонтанное омовение, он взобрался обратно по склону и подошел к нам. Вокруг его головы святым нимбом поднималась легкая дымка пара, щеки покрылись свежим румянцем, мокрые слипшиеся ресницы придали его и без того блестящим глазам ещё большую остроту и выразительность. Он явно намеревался что-то нам сообщить.
– А вот ты мне скажи, – обратился он ко мне. – Вот прямо тут, при Светлане. Что делать, когда тебя переполняет?
– Что переполняет?
– Оно самое – страсти.
– Эк, тебя накрыло. Ты же ученый, Ленский.
– И всё же?..
– Давай не сейчас.
– Нет, именно сейчас и именно здесь, у этих стен!
– Тогда, не знаю. Меня не переполняет.
– Фил, ты инопланетянин?
– Нет.
– Значит – чурбан бесчувственный, у которого нет страстей.
– Я не говорил, что у меня их нет. Я сказал, что меня они не переполняют.
– Тогда, как ты с ними борешься?
– Володя, что ты ко мне пристал? С какими страстями ты собрался бороться? Да ты же сам в себе культивируешь свои страсти. А если у тебя и возникает желание с ними, якобы, побороться, то заливаешь их керосином. Не разжигай в себе огонь, и он тебя переполнять не будет.
– Чудак человек, я сам в себе не могу его разжечь: это же противоречит началам термодинамики! Огонь во мне разжигается только извне.
– Вон куда тебя занесло. Хочешь физикой страсти измерить и самоустраниться от ответственности? Пусть так. Пусть извне. Но вот эти самые извне взятые дрова и керосин запихиваешь в себя ты сам. Добровольно.
Конец ознакомительного фрагмента.