Затмевая солнце
Шрифт:
Поначалу, когда я смог отбросить слепую ненависть к Каллену и увидеть нечто большее в его одержимости, чем просто желание узнать о судьбе девушки, ему удалось меня нехило вдохновить. Но шло время, и никаких доказательств, что Белла выжила, не попадалось, так что я давно потерял надежду на результат и уже просто по привычке тащился за Калленом, ожидая, когда и ему надоест эта бессмысленная трата времени и мы, наконец, займемся Викторией.
Ее следы вперемешку с запахами множества других вампиров мы находили в Сиэтле не один раз, но это было давно. Следы были старые, двухгодичные – очевидно, что рыжеволосая и
«Нужно вернуться сюда весной, когда снег растает, — сделал я новую попытку оторвать упертого вампира от погони за несуществующей тенью. — Серьезно, Эдвард. Мы можем блуждать тут до бесконечности, тысячу раз пересечь след Беллы, если он вообще есть, но не почуять его сквозь снег. Давай попробуем в марте или апреле? До них уже рукой подать».
Его лицо осталось непроницаемым, а скорость не уменьшилась. Пару раз я становился случайным свидетелем его боли, вырвавшейся из-под контроля – в такие моменты я хорошо понимал, насколько его чувства могут быть сильнее моих. Не хотел этого признавать, но пришлось, когда он попросил меня о странной услуге: убить его, когда мы найдем доказательства смерти Беллы. Он не хотел без нее жить… Тогда я с радостью сказал ему «да». Но чем больше времени проходило, тем меньше мне нравился наш договор. Чертов вампир оказался лучше, чем я себе представлял, и я уже не испытывал никакого удовольствия от перспективы его уничтожения. Странные мысли для того, кто совсем недавно мечтал оторвать Каллену голову, правда?
Где-то невдалеке под слоем снега зажурчала река, и я свернул, чтобы немного промочить горло: в отличии от кровососа, мне нужно было и есть, и пить, чтобы поддерживать силы. А еще спать. Я не видел ни разу, чтобы Эдвард охотился. Его глаза были черны, на нижних веках залегли темные круги, но он игнорировал голод так же, как запах крови людей, с которыми рядом находился. Я раньше считал, что он только и думает каждую минуту о том, как бы впиться в чье-то горло. В наших легендах говорилось, что вампиры не умеют сопротивляться жажде. Но когда в полицейский участок однажды притащился покусанный собакой человек, а Эдвард и бровью не повел, не вздрогнул и даже не напрягся от свежего запаха крови, я убедился, что ему действительно плевать на все эти вампирские заморочки. Я должен был раньше догадаться об этом, иначе как бы он смог отсосать яд другого кровососа у Беллы из ранки и при этом не убить ее?
Признаться, его невероятная сдержанность в какой-то момент меня поразила. Я думал, эти Каллены такие же, как другие убийцы, и только притворяются хорошими. Но Эдвард разрушил все мое представление. Проклятый вампир заставил меня его уважать.
С тех пор я перестал считать, что как только отвернусь, он вонзит зубы мне в шею – как-никак, мы с ним были заклятыми врагами. Но вдруг я обнаружил: несмотря на то, что он вампир, и на то, во что он превратил жизнь Беллы, я перестал его ненавидеть. Сначала просто научился доверять. Затем понял, что чуть ли не сочувствую ему. Твою мать, я был сердит на себя за это, но я действительно хотел, чтобы Белла каким-то чудом осталась жива и мне не пришлось убивать Эдварда. За те несколько месяцев, что мы пережили вместе, я стал считать его почти другом.
Текущая под прозрачной коркой вода была ледяной, но зато взбодрила. Сразу заурчало в желудке, и я повел ухом, расслышав в кустах под снегом копошение мышей. Ненавидел питаться по-волчьи, сейчас я бы с удовольствием съел жареную индейку, отцовскую копченую рыбу или, на худой конец, пиццу. От запаха мышей меня затошнило,
Я все ждал, что однажды утром проснусь, а Каллена рядом не будет – наверняка его раздражали вынужденные задержки. Но он ни разу не осудил меня за естественные потребности – если они его и бесили, то он молчал. Просто докладывал, какие части леса успел осмотреть, пока я спал или ел, и мы двигались дальше.
Ловить мелкую дичь было проще, потому что не приходилось ее жевать, ощущая на языке отвратный вкус свежей крови. Как вампиры выносят это, почему она им нравится? Загадка века. Я разрыл снег, добравшись до лиственного покрова, и вместо того, чтобы схватить острыми зубами замешкавшуюся мышь, замер, учуяв знакомый аромат, не принадлежавший животным. «А вот и Виктория», — я зарычал, потому что понял, что след более свежий, чем мы встречали в Сиэтле. Рыжая была здесь всего несколько месяцев назад, и не одна – с ней было по крайней мере еще два вампира. Один мускусный, приторно-коричный, а второй – слабый цветочный аромат, пион, роза или фиалка.
— Фрезия, — поправил голос, заставивший меня подскочить. Эдвард стоял рядом, внезапно появившись из ниоткуда. Чертов вампир частенько делал это, не давая забыть, что он все-таки опасный хищник, а не беспомощная овечка. Его ноздри раздулись, выражение лица выдавало безумие. И, хоть я и не умел читать мысли, сразу понял, к чему он клонит. Шерсть на моем загривке встала дыбом.
Приникнув к земле, Эдвард прикрыл глаза, вдыхая вампирский запах чуть ли не с наслаждением.
— Белла… — беззвучно шевелились его побелевшие губы.
«Не может быть, — подумал я с внезапным отвращением. Во-первых, почему он так уверен? Он же не знает, как пахнет Белла-вампир. А во-вторых, куда это она направлялась в компании Виктории?!»
Каллен тут же покачал головой:
— След Беллы более старый, едва остался – неужели ты не чуешь разницы? — Он зарычал: — Виктория выслеживала ее, как и мы!
Я ткнулся носом в землю и понял, что он прав: цветочный запах находился в перегнившей листве двухгодичной давности, а след Виктории и другого вампира шел поверху – они были здесь прошлой осенью. Пока я размышлял, Эдвард уже разбросал несколько метров снега, и запахи стали более очевидными. Можно было с уверенностью сказать, что кровопийцы двигались на север. Оставалось надеяться, что удача не покинет нас и следы выведут к цели.
Каллен буквально преобразился: за несколько минут с его лица абсолютно сошло выражение напряженной борьбы, сменившись такой отчетливой надеждой, что я внезапно ощутил себя лишним на его празднике жизни. Ведь, если он прав, то я не смогу даже порадоваться вместе с ним: не было ничего хорошего в том, что Белла стала вампиром.
— Зато она жива, — прошипел Эдвард на мои унылые мысли, продолжая таранить снег и находя все новые и новые подтверждения правоты нашей догадки.
В конце концов он просто помчался вперед, а я нехотя поплелся следом, не в силах понять, как отношусь к случившемуся. Я никогда до этого момента всерьез не думал, что буду чувствовать, если Белла окажется вампиром. Я знал, что буду делать, если мы найдем ее кости где-нибудь в лесу, но видеть ее с кровавыми глазами не хотел.