Затон

Фомин Алексей Николаевич

«Прекрати сейчас же, – разозлилась она сама на себя, – ты превращаешься в слабонервную истеричку, – но тут же и сама за себя заступилась: – Это все от усталости. Все-таки я сделала очень важное и большое дело. И даже на день раньше запланированного. Так что, я молодец. И правильно сделала, что из Шереметьева поехала домой. Приму ванну, отосплюсь, а потом поеду на работу. А может быть, и не поеду. Все равно ведь они меня ждут только завтра».

А вот и ее башня, с двадцать шестого этажа которой Анна так любила любоваться Серебряным Бором и причудливыми изгибами Москвы-реки. Консьерж, заметив подъехавшее такси, выскочил из подъезда и помог Анне втащить чемодан в лифт.

Спасибо, дальше я сама, – поблагодарила она, сунув парню купюру, мгновенно исчезнувшую в одном из многочисленных карманов его униформы.

Открыв дверь, Анна шагнула в прихожую, вкатив за собой чемодан.

Home, sweet home, – пропела она. – Все, все, все, в ванну и спать.

Она заглянула на кухню – в мойке гора грязной посуды. «Так, Вадя – свинтус раз». Прошла в спальню. Их роскошная, огромная кровать, установленная посреди комнаты под зеркальным плафоном, на которой им всегда так здорово было любить друг друга, переворошена так, будто на ней свиньи порылись. «Вадя – свинтус два. Вернее не свинтус, преогромная свинья». Анна открыла шкаф, набросила на створку пиджак, расстегнула брюки и, дав им упасть на пол, перешагнула через них, направившись в ванную. Мурлыча себе под нос незамысловатый мотивчик и расстегивая одной рукой блузку, второй она потянула на себя дверь в ванную комнату.

«Оп-пля, приехали», – в голове как будто разорвался огненный шар, праздничным фейерверком разлетевшийся во все стороны мерцающими искрами.

А-а-а-ня? Т-ты уже приехала? А-а мы т-тебя ж-ждали з-завтра. – Вадя от неожиданности и испуга наверняка бы сполз в воду и захлебнулся б там, если бы левой рукой не опирался на борт джакузи, а правой не обнимал огненно-рыжую красотку.

«Вот так слетала в командировку, – подумала Анна. – А мой миленочек Вадя сидит в моей ванне в обнимку с какой-то сисястой теткой».

– Сволочь, – тихо, но зло сказала она и с силой хлопнула дверью.

В два прыжка вернувшись в спальню, с остервенением принялась натягивать на себя одежду. Вадя выполз из ванной голый, мокрый, весь какой-то жалкий. «О, Боже, – ужаснулась Анна, – и этого-то человека я любила? И этим телом я восхищалась?»

Не приближайся ко мне, убью! – заорала она и бросилась к входной двери.

Подхватив за ремень свой чемодан, вылетела на лестничную площадку, ахнув дверью так, что стекла во всем подъезде жалобно задребезжали.

Вы уже уезжаете? Подождите, я вызову вам такси, – засуетился консьерж, когда Анна пролетала мимо него.

Она лишь махнула рукой, не в силах ничего ответить. Ее душили злые слезы. «Куда теперь? – уже стоя на улице, спросила она себя. – Конечно же, к родителям».

Подняв руку, она остановила первого же частника и, усевшись в машину, коротко бросила:

В Измайлово.

Анна открыла дверь своим ключом и сразу же оказалась в царстве таких знакомых и привычных с самого раннего детства вещей и запахов. Здесь не было дорогой мебели, не было джакузи и прочих новомодных прибамбасов, как в их с Вадей квартире, зато была приличная по старым московским меркам кухня, на которой частенько собирались гости и вели задушевные беседы.

Ма-ам, пап!.. – прокричала она вглубь квартиры.

Так и есть. Никого. Уже уехали на работу.

Выйдя их ванной, она натянула на себя старую-престарую, еще детскую ночнушку, разложила свой старый узкий, девический диван и, застелив его, юркнула с головой под одеяло. Пристроив на подушке своего любимого мишку с оторванным ухом, она принялась шептать ему о своей сегодняшней обиде, тихонечко всхлипывая и моча слезами подушку, и не заметила, как на край дивана присела Нюточка.

Нюточка, ты? – обрадовалась Анна. – Но как же так? Ты обещала меня защищать. А этот урод так со мной…

Любовь порой бывает злой и несправедливой, Аннушка. Я не могу защищать тебя от тебя же самой. Ведь ты сама выбрала этого человека…

И они, не спеша, повели долгую, тихую, неторопливую беседу.

Эпизод 2. Слава. Северный Кавказ. 2003

Слава бросил ручку на стол, с ожесточением потер лицо руками. Сегодня что-то не работалось. После вчерашней попойки голова гудела, а мысли, словно мыши, разбегались по укромным уголкам. Только вздумаешь ее за хвост ухватить, а она – уже вон где и юрк в темный подпол. Не вставая с места, он протянул руку и достал с сейфа графин с водой и граненый стакан. Налил стакан до краев и, запрокинув голову и двигая кадыком при каждом глотке, выпил. Снял галстук и, расстегнув верхние три пуговицы рубахи, освободил шею от сдавливавшего ее воротника, после чего налил еще один стакан воды и так же жадно выпил. «Да, вчера гульнули на славу», – подумал он.

Обмывали майорскую звездочку Ваньки Лыжина. Иван собирался организовать это мероприятие в кафе—стекляшке, но Слава отсоветовал ему:

На кой черт надо там светиться, чтобы весь город нас видел… Ты начальству будешь отдельную поляну накрывать? Вот их туда и веди. А я предлагаю у нас в общежитии… Давай у меня в комнате. Во-первых, кругом свои, а во-вторых, всем до дому близко.

Мне потом на другой конец города тащиться, я на съемной хате живу, – запротестовал капитан Портнов.

Ничего, мы тебе машину поймаем, доедешь, – урезонил его Слава.

А может быть, выедем за город, на речку? – предложил Лыжин. – Я знаю, где свежезаколотого поросеночка взять… Шашлыки-машлыки заделаем… Все-таки событие такое – первая большая звездочка. Хотелось как-то в торжественной обстановке отметить, а ты говоришь – общежитие… Получится обычная рядовая пьянка.

Вань, – приобнял друга Слава, – так ведь не место делает событие торжественным, а люди. Нет, ну ты представь. Ехать за город, значит надо организовывать транспорт. Это кому-то придется не пить. Давай уж лучше в общежитии…

Новоиспеченный майор расстарался. За продуктами заехали на рынок и затарились там по самое не могу: от зелени до балыков. Когда все это было помыто, порезано, разложено по тарелкам и расставлено на столе, то зрелище получилось впечатляющее. Венчали все это гастрономическое великолепие две пластиковых канистры кизлярского коньяку, заранее заготовленные для столь торжественного случая запасливым Иваном.

Чем не натюрморт? – гордо спросил Слава, довольный тем, что все так здорово получилось.