Затон
Шрифт:
Чем? – как завороженная переспросила Анна.
Да чем угодно! Делишки свои устраиваешь, счеты личные сводишь. Да еще используешь полученную информацию о пароходе как предлог! – Ирка разозлилась на Анну за ее бестолковость и непонятливость. – Вот она тебя и подталкивает, чтобы ты отправлялась выполнять полученное поручение; то есть, ехала искать этот пароход. Подожди, если будешь продолжать время тянуть, у тебя еще не такие проблемы начнутся.
Ты думаешь? – закусив губу, спросила Анна.
Ирка презрительно хмыкнула:
Хм-м… Она еще спрашивает… Все души неприкаянные, которые по Земле шляются, это есть, как говорят экстрасенсы, проявление
«Как же так, ведь Нюточка такая родная, такая заботливая… Она так любит меня… Или нет? – засомневалась Анна. – Неужели это все игра?» Ирка как будто услышала ее мысли.
А то, что она тебя спасает в последний момент, свидетельствует только об одном. Ты ей пока что нужна. Не более того. Only business.
Анна не отреагировала на ее слова, Ирка тоже замолкла. Уставившись в одну точку, она хмурилась, морщила лоб и шевелила губами.
А знаешь… – вдруг сказала она. – Может быть, это твоя карма – найти эту старую баржу?
Пароход, – поправила ее Анна.
Все равно, – отмахнулась от нее Ирка. – Какое имеет значение баржа, пароход… Главное – это карма. Тебе не к колдунье надо. У меня есть соседи-кришнаиты. Я тебя к ним отведу. Вот они настоящие специалисты в области кармы. Хотя… – Ирка опять несколько секунд погримасничала. – Говоришь, вы с ней абсолютно похожи?
Угу, – Анна кивнула.
Может… Она – это ты? Тьфу, нет. Ты – это она. То есть, ты – реинкарнация твоей прабабки. Почему же тогда ты сама с собой встречаешься? – Ирка окончательно запуталась, сбилась и замолчала.
Иркин конфуз почему-то вернул Анне хорошее настроение и бодрое расположение духа.
О-о! – она глянула на часы. – Почти час. Пойдем-ка лучше обедать. А то у меня со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было.
Виртуозно исполненные шедевры средиземноморской кухни и бутылочка старого, доброго «Бордо» расслабили подруг, развеяли дурные мысли и притупили ощущение опасности.
Знаешь, – доверительно сообщила подруге Анна, когда они вышли из ресторана на улицу, – а та тетка, которая меня сюда провожала, она из милиции. Правда, она недавно вышла на пенсию… Но меня сегодня еще один мент охраняет. – Анна покрутила вокруг себя головой в надежде обнаружить сопровождающего. – Не видно. Но его и не должно быть видно. Все правильно.
Ань, мне сегодня надо еще в одно место заскочить. Ненадолго, только документы забросить, – пояснила Ирка. – В Фили. Поедешь со мной?
Поехали, – не раздумывая, согласилась Анна.
Девушки вновь вышли на Малую Грузинскую. Анна подошла к краю тротуара и решительно подняла руку, намереваясь остановить какую-нибудь машину.
Слушай, Ань, – дернула ее сзади Ирка. – Да опусти же ты руку. Подожди.
Анна, не поняв, чего же хочет Ирка, обернулась назад.
Ну?
Нет, вот ты скажи мне… – Ирка хитро улыбнулась. – Сейчас ты поймаешь машину, сядешь и уедешь. А твой, как его, сопровождающий… Он же не знает, что мы едем в Фили. А вдруг ему сразу же вслед за нами не удастся машину поймать? Или он на машине? А может быть, мне поорать: «Ау-у, сопровождающий, мы едем в Фили. Пожалуйте за нами».
Не мели ерунды. – Анна разозлилась, но, чуть
Ирка неопределенно махнула рукой вдоль Малой Грузинской.
Сто шестнадцатый автобус. Идет, как раз, в Фили.
Анна повернула голову туда, куда указывала Ирка. Метрах в пятидесяти от них, посреди широкого тротуара стоял столбик с табличкой. Воздух, нагретый раскаленным, как доменная печь, асфальтом, тихо струился вверх, и столбик с табличкой, казалось, плыл в нем, колеблясь и извиваясь из стороны в сторону.
Куда угодно, – согласилась Анна, – только в тень. Если я еще тридцать секунд простою на этом перекрестке, меня солнечный удар хватит.
Перебежав через дорогу, девушки юркнули в спасительную тень.
У-уф, – шумно вздохнула Ирка, когда они устроились на скамеечке. – Знаешь, или вино было какое-то не такое, или солнце… не такое, но у меня просто крыша едет.
Скамеечка стояла в палисаднике, в густой тени старого развесистого клена. Напротив нее, на тротуаре торчал тот самый металлический столбик с табличкой, обозначающий остановку сто шестнадцатого автобуса. Скамеечка была из тех, которые почему-то именуются «малыми архитектурными формами» – две бетонных плюхи, поставленные вертикально, а между ними крашеная в синий цвет пара недлинных досок. Рядом, под углом девяносто градусов стояла еще одна такая же «малая архитектурная форма». Автобус, видимо, ушел совсем недавно, так как ни на скамеечках, ни возле таблички не было ни одного ожидающего.
Ирка покопалась в сумке, достала сигареты с зажигалкой и с наслаждением закурила.
Знаешь, что я тебе скажу, Ань… – Она манерно выпятила губы и выпустила в воздух несколько колеблющихся сизых колец. – Я вот нисколечко не сомневаюсь в том, что ты рассказала. И с удовольствием тебе помогу. Хочешь, отведу тебя к колдунье? Нет? – Анна молчала, никак не реагируя на ее слова. Ирка скептически хмыкнула. – Хм-м, в том-то и дело. Я тоже думаю, что не поможет. Слишком далеко у вас все зашло. Сейчас, как мне кажется, самое лучшее – делать то, что она говорит. Говорит, отправляйся в провинцию, значит отправляйся. А… Хочешь, я с тобой поеду, а? Отпуск возьму, и вместе мотнемся на Волгу. Да не расстраивайся ты так. Все образуется. А может, действительно на том пароходе клад обнаружится. – Она, как пинцетом, взяла окурок двумя длинными наманикюренными ногтями и небрежно швырнула его в направлении урны. На удивление, окурок, описав крутую дугу, попал точно в цель. – Ой, Ань… – Она толкнула подругу в бок. – Ты посмотри… Вот это кадр. Прямо-таки, отель «Калифорния».
По раскаленному жгучим солнцем тротуару в направлении автобусной остановки шествовал, вернее сказать, подгребал довольно-таки живописный субъект. Появление на Малой Грузинской столь странно выглядящего товарища было бы гораздо более органичным в годы самого застойного застоя, чем в наши дни. Одет он был в старые затертые джинсы – «колокола», продранные на коленях, и широкую холщовую блузу без рукавов и ворота, расшитую по краю наподобие украинской рубахи. Спереди на блузе красовался криво выведенный черной краской знак антивоенного движения. Его длинные огненно-рыжие волосы, то ли искусственно завитые, то ли растущие так от рождения, были пострижены a la Анжела Дэвис, создавая впечатление нахлобученной на голову огромной шарообразной шапки. Товарищ неторопливо шагал, широко расставляя ноги и выворачивая ступни, обутые в деревянные сабо, наружу.