Затворник
Шрифт:
– Сотьер это что, главный ваш?
– спросил Хвост.
– Да. Он первый воин в нашей округе.
Сотьера ("Сотьер" значит "Снег" по-бенахски) нашли в середине побоища. Он сидел на нартах посреди поляны и молча смотрел, как воины складывают на землю трофеи. В одну кучу - оружие и доспехи, в другую - одежду, шкуры и прочее барахло. В средних летах воевода, или в преклонных, было трудно понять. Его темно-русая борода была короткой, будто Сотьер отпускал ее только в походах, а усы - длинные и густые. На голове у него был ушастый подшлемник, на груди висел подвешенный за шею шлем с полумаской. Еще со стороны Хвост заметил, что воевода в плечах даже шире Кувалды, и очень сутул.
–
– спросил он, увидев Кувалду с пленниками.
– Один из этих двоих турьянский раб, я это вижу. А кто второй? Кто этот человек с подбитым глазом?
– Сотьер! Первый действительно турьянский раб. Второй встретился мне недалеко отсюда. Сначала мне показалось, что это турьянец, и он чуть не расстался с жизнью от моего топора. Но раньше, чем топор коснулся его головы, он сказал мне, что он из ратайской земли. Он говорит по-ратайски, как и я.
Вокруг Хвоста и Сотьера сразу стали собираться любопытные бойцы, уже десятка два или три.
– Вот как?
– спросил военачальник - Тогда спроси его, как он здесь оказался.
– Воевода!
– сказал Хвостворту по-бенахски - Я могу говорить на вашем языке сам, Нет нужды пересказывать все мои слова тебе, а твои пересказывать мне.
– Вот как?
– спросил Сотьер - Значит, ты знаешь бенахский язык. Как ты его выучил?
Изворачиваться не было смысла. Хвост только что говорил Кувалде, кто он и откуда. Теперь менять на ходу историю, значило - класть голову под топор, от которого она только что чудом спаслась. Да и если бы Хвостворту захотел - все равно никакого складного вранья не успел бы придумать, хотя и соображал он, как я уже говорил, в последние дни быстро.
"Будь что будет" - подумал он.
И Хвостворту назвался по имени, рассказал без утайки обо всех своих злоключениях, про невольный уход на войну, про плен, путь на север и бегство. Рассказал об одиночных скитаниях по лесу, и про то, как нечаянно схватился с грязным оборванцем, а потом попал в руки Кувалды.
Сотьер встал с нарт (при этом оказалось, что самый высокий из всех собравшихся кругом бенахов едва достает ему до плеча), подошел к Хвосту, и осмотрел его, словно коня на ярмарке. Пощупал на нем одежду. Распахнул зипун, и поглядел на выпирающие ребра. Даже ткнул под них пальцем, так сильно, что Хвостворту чуть не согнулся пополам.
"Черт собачий, на кой я ему дался! И что тыкать в меня - видит он плохо, что ли!?" - подумал Хвост.
– Я не замечаю по твоим словам, что ты врешь.
– сказал Сотьер - Как выглядит господин Колах, о котором ты говоришь?
Хвост коротко описал наружность Колаха. Добавил еще, что в повозке с ним ездит бледная девка, которая визжит по ночам, как поросенок.
– А как зовут его старшего надсмотрщика?
– спросил Сотьер.
– Четнаш.
– ответил Хвостворту - Он выше меня, и такой же худой как я. Не такой как я сейчас, а какой я был до войны.
– Все это так. Колах из Чолонбары всегда ездит через эти места. Я знаю и самого Колаха, и его старшего надсмотрщика. А еще мой друг сообщил мне, что недавно видел на дороге его обоз. По твоим словам не заметно, что ты врешь. Теперь скажи мне: кто мы такие - ты знаешь?
– Вы бенахи.
– сказал Хвост - Больше о вас я ничего не знаю.
– Да, мы бенахи.
– сказал Сотьер - К тому же тебе будет теперь известно, что мы называемся слугами короля. Но пусть это тебя не печалит. Наша служба королю заключается в том, что мы не пропускаем врагов через нашу землю в его землю, и не вступаем в сговор с врагами короля. Мы - вольные люди матьянторской страны. В войнах, которые король ведет в полуденных странах, мы не участвуем, и беглецов с полудня не выдаем.
У Хвоста отлегло от сердца.
– Тебя твоему хозяину мы тоже не выдадим. Иначе мне пришлось бы отправить половину моего отряда на полдень. Некоторых - князьям и боярам в их владения, некоторых - в королевское войско, которое сейчас воюет с твоим князем. Кое-кого пришлось бы даже отдать господину Колаху. Поэтому мы не вернем ему тебя, и не продадим за серебро.
Пока что ты останешься с нами, и если не окажется, что ты помощник турьянцев, то ты получишь полную свободу, как только наш отряд придет в населенную страну. Пока что за тобой будет смотреть Кормахэ, поскольку вы оба из ратайской страны. Кормахэ!
– Да, Сотьер!
– отозвался Кувалда.
– Я поручаю тебе смотреть за ним, пусть ни на шаг не отходит от тебя. Пусть ест из общего котла, и спит с тобой рядом (Хвост заметил, как по толпе бенахов пробежался очень сдержанный смешок) Если увидишь, что он собирается бежать, или попытается как-нибудь нам навредить, то убей его немедленно. Если он убежит или как-нибудь навредит, будешь держать ответ передо мной. Раба отдашь, чтобы его отвели к остальным. И смени на этом ратае одежду.
Сотьер вернулся к своим санкам, и снова сел на них. Хвост заметил, что нарты еще недавно были крытыми. Сейчас все покрытие с них сорвали, остались целы лишь дуги из гнутых жердей. На санях, рядом с сидящем военачальником, Хвост увидел, в ворохе шкур и тряпок, убитого старика. Мертвец был одет в пышные меха, увешан оплечьями и бусами, то ли из кости, то ли из дерева. На голове торчал колпак из волчьей шкуры с мордой и ушами, и жидкая прядка седых волос спадала из-под него он лоб. Такая же была и борода убитого - седой, тоненькой и редкой. Выпученые глаза глядели вперед мертвым пустым взглядом. Беззубый дряблый рот распахнут...
– Все будет сделано, как ты сказал!
– ответил Кормахэ воеводе - Будешь теперь со мной!
– добавил он, повернувшись к Хвосту. Хвост молча кивнул.
Так Хвостворту снова стал свободным. На словах или на деле, к худу или к добру - он пока еще не знал.
3.5 БАБА-КОНЬ
Кувалда подвел Хвостворту к вороху трофейного барахла и велел переодеваться. Парень тут же отобрал себе куртку из оленей шкуры с шерстью вовнутрь, с широкой накидкой на голову, пару меховых чулок, тельное, верхнюю рубаху, и прочее. Все это он тут же надел на себя, ничуть не стесняясь того, например, что в рубахе была дыра чуть ниже сердца, и льняная ткань в этом месте напиталась кровью. Хвосту вообще последние пару лет приходилось носить лишь то, что он снимал с убитых и пленных. Свое прежнее тряпье он стягивал с таким рвением, что хлипкие швы трескались и расходились. Все лохмотья он побросал на землю, в сторону от общей кучи.
Сюда, к одежной горке, привели и шестерых "турьянских пленников" - таких же как первый, грязных, вонючих и лохматых. А худых! Ноги - тонкие точно у цапель, в россыпи бардовых язв. Ребра можно пересчитать все до последнего! Лица - не лица, а черепа, туго обтянутые кожей... Одежды, какую носят люди, на них не было вовсе - одни куски старой мешковины и протертых вылезших шкур, часто даже не сшитых, а намотанных на тело, и связанных узлами и кусками полугнилой бечевки. Хвост в своем недавнем рванье - и тот в сравнении с ними был бы как самый нарядный парень городища! Матьянторцы даже не раздевали их, а разрывали, морщась, ветхое тряпье, издававшее гнусный запах, стирали с ладоней черные следы, что оставались на руках от этой несусветной грязнющей драни. Другие приносили подогретую воду в котлах, совали беднягами ветошки в руки, и жестами показывали, как стирать с себя грязь.