Затворник
Шрифт:
– Готов?
– раздался голос Кувалды.
– А?
– оглянулся засмотревшийся Хвост. Кормахэ сидел к нему спиной. Шлем он снял и остался в валяном подшлемнике.
– Тельное одел, говорю!
– рыкнул он.
– Да, да, одел!
– сказал Хвост, натягивая малицу.
Кувалда обернулся, оглядел Хвостворту, и на его лице показалось что-то сродни улыбки.
– Ну вот, на человека стал похож. Хоть и на болотника...
В меховой одежде Хвосту сразу стало теплее. И тут же словно ушло некое напряжение, притуплявшее все его чувства, на время смертельной опасности не дававшее страдать от голода
Кувалда заметил это.
– Ты голодный, наверно?
– спросил он.
– Шутишь, что ли!
– ответил Хвост - Я бы сейчас полбарана съел за присест, а второй половиной еще бы закусил!
– Пошли-ка.
Закинув топор за спину, Кормахэ зашагал по лесу, и Хвост с ним. Впервые увидев Кувалду со спины, Хвост подивился тому, какие широченные у этого детины чресла, и все, что пониже поясницы. Даже в сравнении со всей его массивной фигурой, они выглядели гигантскими.
"С таким курдюком хорошо от стрелков убегать!
– подумал Хвост - Хоть по дюжине стрел в каждую половину всадят, он и не икнет!"
Дошли вдвоем до места, где матьянторцы перед боем сложили поклажу. Кормахэ в куче котомок выбрал свою, и достал из нее сухарь.
– Держи.
– сказал он, протягивая сухарь Хвосту. Хвост схватил сухарь обеими руками, поднес ко рту...
И сухарь исчез! Исчез в один миг, так что не только Кувалда, но и сам Хвост не понял - был ли сухарь вообще!
– На вот еще!
– сказал удивленный Кормахэ, и дал своему подопечному второй сухарь. Но и с ним Хвост расправился так же мгновенно.
– Ну ты даешь, парень! Вижу, одним перекусом ты сыт не будешь! Садись-ка пока, подожди! Сейчас только воду скипятят, мигом похлебка будет.
– А поспать дадите?
– спросил Хвост.
– Дадим, что ж не дать. Сегодня, наверное, отсюда не снимемся, и завтра должны дневать. Так что отдохнешь. Сколько ты скитаешься-то?
Хвост задумался - он только теперь понял, немало удивившись, что сам не знает, сколько времени прошло после его побега, и что последнее время пребывал в каком-то странном забытье. Но и сейчас он не вспомнил о белой фигуре из своих видений.
Пока варилось в котле горячее, Хвост грыз сухари и разжевывал вяленую говядину. А когда подоспела похлебка из того же мяса, крупы и сушеного лука, то стал жадно хлебать дымящееся варево полными ложками, не терпя хорошенько остудить, обжигая губы и язык. Бенахи вокруг смотрели на Хвоста кто с пониманием, кто посмеивался, а тот жрал себе и жрал, и мысленно посылал всех скопом катиться к лешему. Вскоре он набил живот уже так, что двигаться, вкупе с усталостью, стало совсем невозможно, и отодвинулся от котла.
Наевшийся и отогретый, Хвостворту сразу почувствовал, будто стал царем. "Еще бы завалиться теперь спать в теплом возке господина Колаха, да с его бледной девкой!
– полезли в голову мечты одна заманчивее другой - Наверное, после старого кабана я ей сладким как мед покажусь! Пищала бы у меня так, что все округа сбежится!"
У соседнего костра сидели бывшие рабы, уже переодетые в турьянские тряпки. Они тоже собирались обедать. Каждому по очереди бенах подавал ложку, показывал, как ею зачерпывать из котла, и как подносить ко рту. Те смотрели на него бестолково, ни слова не говорили, даже не кивали головой в ответ, будто вовсе ничего не понимали. Но взяв ложку в руки, тут же начинали ею есть, как едят люди.
– Голова все забыла, язык все забыл, только руки ничего не забывают!
– сказал, качая головой, изрубленный бородач, от которого Хвост впервые услышал имя Кормахэ.
– Да что с ними?
– спросил Хвостворту у Кувалды.
– Ты что, правда совсем ничего про турьянцев не знаешь?
– Маленько знаю. Слышал от одного тюти, что они - злой народ и колдуны, и что людей похищают. А толком не знаю ничего. Он мне еще сказал, что от турьянцев никто не возвращается.
– сказал Хвост.
– Возвращаются, как видишь.
– ответил Кормахэ - Но только те, кого мы отобьем у северян, и вернем к людям. И кто возвращается, то уже не прежними. Погляди на них! Вот такими турьянцы делают людей! Сначала шаманы их своим камланием приманивают - уходит человек из дома, сам не знает куда, и конец. А приходит к ним - еще хуже околдуют. Хозяева их, колдуны, память им отшибают - забывают и кто сами такие, и кто отец с матерью, и речь забывают, все напрочь! Звереют совсем. Живут турьянские рабы не то, что хуже скотины, а хуже вши в жопе! Работают за десятерых на их пустой земле, кормятся одними помоями. В сытый год - и то зерна из говна выбирают. А в голодный год из них турьянцы холодец варят, из костей, и кормят свиньям. Когда от работы изнемогут - то же самое, в котел - и свиньям. Им-то что, рабов у них достаток!
– Во зверота!
– изумился Хвост - Мы ведь, когда сидели в яме у захребетников, то думали, что хуже нет, чем попасть в рудники, махать кайлом! А тут вот как!
– Кто в чолонбарские рудники попал, тем еще повезло, не то, что им вот! Ничего нет хуже, чем к болотникам в плен попасть! Им одно счастье, что кто спасется, тот ничего не помнит. Разум к ним возвращается иногда, если постараться. Говорить учатся. А помнить - все равно никто ничего не помнит. Ни кем у людей были, ни как жили в рабстве! Бывает еще, когда край приспичит, то хозяева дают им в руки палки или камни, и гонят на нас в бой. Так мы их тогда не оружием бьем, а вот - этим - чтоб не забить насмерть.
– Кормахэ достал из-за пояса и показал небольшую дубинку, плотно обмотанную овчиной.
– И здесь тоже колдун был?
– спросил Хвост.
– Был, в санках он при тебе сидел мертвый, возле Сотьера. Ты не видел, что ли?
– Ага, видал... Так значит, убили вы его?
– Не мы, жалко. Нам редко такое счастье выпадает! Его свои же закололи, едва мы их начали теснить. Гады, всегда так делают, чтобы своего шамана нам живым не сдавать... У нас бы он так легко не отмучался, покряхтел бы еще напоследок!
– Да уж, тебе, вижу, было за что разозлиться!
– сказал Хвостворту.