Затворник
Шрифт:
– Как это?
– удивился Хвост еще больше.
– Говорят же тебе, она волшебница. Не простой человек совсем.
– Бывает же такое! А какая она сама?
– Как понять, какая?
– Ну как... вот в сказках, если ведьма тыщу лет живет, то она карга старая...
– Н-е-е-е-ет! Моя сестра названная очень красивая!
– Тысячу лет живет, и все равно красивая? Молодая, что ли?
– Как она может быть молодая!
– выпалила Кувалда - Говорят же тебе, тысячу лет живет, если не больше! Она не молодая, и не старая! Она есть - и все. Необыкновенно
– Ладно, поглядим...
– "Ладно"! Тоже мне, одолжение сделал! "Ладно"! В их стране, может быть, за счастье человеку побывать, так что потом возвращаться неохота!
– Почему тогда сама там не живешь, если у тебя сестра тамошняя царица?
– Не положено. Да и скучно мне там, не сидится на месте. Слишком там все размеренно. Может, с годами захочу там осесть, чтобы старость встретить. А пока я в силах, то буду с Сотьером, и с другими, турьянцев убивать. Меч в их кровь окунуть - вот сейчас все мое счастье!
– А почему ты раньше не говорила, про такие-то чудеса? Про свою сестру царицу, про ее страну...
– Потому, - сказала Кувалда - что только теперь решили туда идти. Так что хочешь-не хочешь, и тебя с собой поведем. А до этого посторонним нечего про Бабье Царство слушать.
– Ясно. А это царство... далеко до него отсюда?
– спросил Хвост.
– Валтоэр!
– крикнула Кувалда - Я говорю тебе, Валтоэр!
– Я здесь! Чего ты хочешь?
– донесся сзади голос.
– Сколько идти отсюда до Бабьего Царства?
– Зимой на лыжах требуется идти три дня, когда озера покрыты льдом, а болота покрыты снегом. Сколько мы будем идти сейчас - скажи мне ты!
Не стоит описывать в подробностях, как складывался этот поход каждый день - все было то же самое. Ночные шествия с факелами, короткие дневные стоянки, тревоги и рывки всего отряда с места, когда враг появлялся вдали. Все то же хлюпающее болото под ногами, Тот же ветер, дождь и мокрый снег с неба. Те же чадящие костры из сырых дров. И усталость, что нарастала день ото дня, которую не снимал тревожный сон на голой земле и еда на скорую руку. Та же стена черноты вокруг светлого пятачка факелов, а чуть отойти в сторону - маячащая меж деревьев блеклая фигура...
Горы становились все ближе, все больше, солнце все позже показывалось из-за них. Но и расстояние до врагов уменьшалось. Часто были видны дымные столбы их костров. А иногда с бугров можно было заметить темную цепочку турьянского отряда, змеей ползущую среди болот. Надо было ускорять движение.
Но шаг матьянторцев, наоборот, замедлялся. Из шести раненных один скончался, и его похоронили на дне первого же озера. Еще трое мучились в горячке. С каждым днем к раненным присоединялись и другие, сбившие ноги до крови. И тащить нарты изнемогшим бойцам становилось все труднее. Сотьер велел им меняться чаще, сам впрягался в головную повозку, и без смены тащил ее за четверых. Скоро и места на маленьких санках для больных не осталось, пришлось вести их под руки. Кувалда то и дело вставала тянуть последние нарты, и привязанный к ней Хвостворту - туда же пристяжным.
– Как ты себя чувствуешь, очень веселый ратай?
– спрашивал его недобрый матьянторец.
– Не было дня, когда бы я чувствовал себя лучше! Меня тревожит лишь то, что я много дней не был в бане!
– ответил Хвостворту.
Прошел еще день. Хвост с трудом передвигал деревянные ноги, оступался на каждом втором шаге и шатался даже от слабого ветерка.
– Как ты себя чувствуешь, очень веселый ратай?
Хвост поднял на обидчика тяжелую, как котел, голову, скривил рожу в дикой вымученной улыбке, и прохрипел:
– Я чувствую себя нехорошо. У меня затекли ноги, попроси Сотьера развязать меня, я смогу побегать по травке и размять свои кости!
Кувалда разразилась хохотом - злым, грубым, хриплым. Ни одной женской нотки, и ни капли веселья не было в ее смехе:
– Слышишь, что он сказал!
– прогоготала она, хлопая Хвоста по плечу так, что у бедного парня подкосились ноги - Ему хочется побегать по травке! Хэ-хэ-хэ-хэ! Теперь ты видишь, что ратайскую муху не так легко поймать в паутину!
– Если бы ратай был мухой, которая не залетает в паутину, - сказал в ответ бенах - не попал бы в плен на войне.
– Меня сумели взять в плен захребетники.
– просипел в ответ Хвост - Ты будешь теперь знать, что захребетники тоже ратаи!
На утро седьмого дня пути от большого озера, после обычного всенощного перехода, не знавшие утром отдыха воины выбрались из леса на очередное широкое болото. Горы отсюда были видны до самого подножия. Небо впервые за много дней отчищалось от облаков
Кормахэ остановилась, глотнула воды из фляжки, и дала выпить Хвосту.
– Вот там, с подножия Гор и начинается "Страна, где облака рождаются под землей" - добавила она по-бенахски.
Сзади, из конца вереницы, раздался пронзительный свист. Хвост с Кувалдой обернулись.
На опушке леса, где едва несколько минут назад прошли матьянторцы, показалась черная голова турьянской гадюки. Увидев бенахов, северяне радостно и зло загалдели, заулюлюкали. Сколько шагов отделяло от них - тысяча? Семьсот? Полтысячи?
Сотьер бросил нарты, которые тянул без смены уже который день, и тяжелыми шагами побежал вдоль колонны своей растянутой дружины.
– Подтянуться! Подтянуться!
– кричал он - Подтянуться! Раненных везти вперед! Остальным идти сзади! Идти быстрее!
Люди вложили в ноги остатки сил. Подстегнутые тревогой - и страхом - они зашагали резвее. Ускорились и турьянцы, но все еще двигались шагом - не хотели бегом по болоту изматываться перед рукопашной схваткой.
Хвост шагал, поднимая башмаками охапки болотного торфа. Голова его мгновение назад кружилась от усталости, а теперь вдруг прояснилась. Он понял, что в его похождениях настал решающий - теперь уже самый, окончательно решающий час. Пришел конец его приключениям, может добрый, может злой, но конец. Хвостворту мысленно собрался с силами для последнего рывка, для бегства или для боя.