Затянувшийся полет - книга вторая
Шрифт:
Андрей «нырнул» вниз, разгоняясь, потом выровнялся, забирая вправо и выходя в лоб стодесятым. За счет большей скорости он вырвался далеко вперед от пикировщиков и вполне мог успеть помешать атаке противника. Еще на снижении он заметил, что четверка тяжелых перехватчиков разделилась — вторая пара сильно отстала от передней, километра на два. Что осложняло задачу, но думать об этом было уже некогда…
Вот они несутся лоб в лоб. Враг и не думает сворачивать — видимо, и для него выполнение поставленной задачи превыше всего. Не очень характерное поведение для немцев, но тем не менее… Краем глаза Воронов успевает заметить, что ведомый противника змейкой пытается встать на немного пересекающийся курс, чтобы попасть в Андрея. В это время ведущий немцев все–таки не выдерживает и рвет свою тяжелую машину вверх. Его ведомый и Воронов открывают огонь одновременно. И оба попадают! Советский пилот удачнее — немец сразу взрывается. Но и у самого вся кабина в дыму и заклинил руль высоты. Однако мотор продолжал работать. Андрей попытался было открыть фонарь, чтобы проветрить кабину — не получилось. Тогда он рванул за ручку аварийного сброса — и кусок плексигласа улетел в пространство. Воздух в кабине сразу очистился. Ничего, даже в таком состоянии до линии фронта дотянуть можно. Прыгать же над территорией, занятой противником, Воронову крайне не хотелось, по понятным причинам.
И тут, прямо перед носом, он заметил вторую пару стодесятых, про которую уже успел подзабыть. Она неслась прежним курсом, явно собираясь закончить дело своего, уже несколько секунд как покойного, командира. Педалями чуть качнув прицельную линию влево, Андрей нажал на гашетку, не особо надеясь попасть. Но как будто кто–то сегодня направлял его руку — с расстояния метров в шестьсот было ясно видно, как очередь двадцатимиллиметровых пушек «семерки» уперлась точно в кабину вражеского истребителя. За оставшиеся секунды полторы Воронов успел отчетливо понять, что самолеты несутся в одну и ту же точку, что вражеский летчик наверняка убит и отвернуть не сможет и что, наконец, у него самого руль высоты заклинен…
Последним, что увидел пилот, был дымящийся силуэт стодесятого, стремительно заполнивший собой всю переднюю полусферу…
Глава 11.
В лицо бил поток холодного воздуха, и он заставил Андрея открыть глаза. В первые мгновения его охватил животный страх — как мутное еще после потери сознания зрение, так и все остальные чувства кричали о том, что он находится в свободном падении. Только через пару секунд Воронов вспомнил обстоятельства, предшествовавшие его появлению в таком «интересном» положении. Он столкнулся со сбитым им же самим самолетом противника! Судя по последней сохранившейся в памяти картинке, столкновение все же не было строго лобовым. Машины двигались в разных плоскостях, и удар пришелся в основном на крыло. Что и дало, по–видимому, шанс выйти из такой малоприятной ситуации живым. Привязные ремни не выдержали удара, и на фоне общего разрушения конструкции самолета пилота просто вышвырнуло из кабины. Хорошо еще, что он перед столкновением аварийно сбросил фонарь кабины — пробитие головой плексигласовой пластины сантиметровой толщины вряд ли положительно сказалось бы на самочувствии. Которое и так не особо…
Пронесшееся в голове воспоминание о происшедшем вновь уступило место липкому страху. Дальше–то что? Рука метнулась к заветному месту, где должно располагаться раскрывающее парашют кольцо. На месте, слава богу! Андрей радостно рванул его, в последнее мгновение сообразив, что наличие кольца не всегда означает наличие самого парашюта. Но нет, тросик вытянулся с правильным усилием. Резкий рывок, боль в ноге, хлопок наполнившегося купола. «Да что за день сегодня такой — то нереальная пруха, то наоборот!» — чуть не закричал новоявленный парашютист, вися вниз головой. Видимо, парашют все же был не совсем на месте — при раскрытии часть строп обвилась вокруг правой ступни летчика. Кроме весьма неудобного, мягко говоря, положения для приземления, это привело еще и к неполному раскрытию купола. Часть его беспомощно трепыхалась в набегающем потоке воздуха, и земля, и так не очень уже далекая, приближалась гораздо быстрее, чем положено. Воронов, превозмогая слабость и боль во всем теле, начал лихорадочно распутываться, остро жалея, что не имеет положенного каждому уважающему себя парашютисту стропореза.
Несколько секунд тяжелой борьбы с непокорными стропами — и Андрей вернулся в нормальное положение. Купол почти полностью наполнился, и вовремя — вот она, поверхность, в нескольких десятках метров. Приземление прошло гладко, как по инструкции, но Воронова это уже не сильно обрадовало: он помнил, что сегодня у него удача и неудача идут друг за другом в шахматном порядке. Значит, после удачного приземления его наверняка ожидает какая–нибудь неприятность. Да тут и гадать особо нечего — чего хорошего можно ожидать, находясь в глубоком тылу у противника — километров шестьдесят от линии фронта.
Погасив купол парашюта, сбитый летчик отстегнул лямки и прилег на пару минут на землю. Перевел дух и «протестировал» состояние своего организма. Оно оказалось далеко не таким печальным, как следовало, по идее, ожидать после такого приключения. Руки–ноги действовали, переломов не наблюдалось. Ушибов, конечно, хватало, побаливали растянутые при нештатном раскрытии парашюта мышцы правой ноги, ну и, возможно, имелось легкое сотрясение мозга. А может, и не имелось, будет известно в дальнейшем. Кстати, о дальнейшем…
Воронов вскочил на ноги и стал осматриваться. Это, конечно, надо было сделать сразу, но он плохо соображал после непростого приземления. Так и есть — неприятности в виде парочки немецких солдат, явно прочесывающих местность в поисках спустившегося с небес пилота, не замедлили появиться. До них было метров сто пятьдесят, и они пока его не видели, направляясь к парашюту, отнесенному ветром немного в сторону и застрявшему в ветвях подвернувшегося по дороге куста. Вдалеке Андрей заметил еще несколько пар, тоже занимавшихся поиском. Он упал на землю и стал отползать по небольшой расщелине к опушке близкого — метров сто, леса. Может быть, лесом и удастся уйти. Если у немцев нет собак, разумеется. Иначе — на поясе ТТ с двумя обоймами, последний патрон — себе, свои «наземные» способности Воронов оценивал весьма трезво. А в плен попадать ему явно не стоит — невпопад вспомнилась фраза из давно, казалось бы, забытого фильма: «Он слишком много знал!»
Предаваясь таким невеселым мыслям, он бодро, но осторожно полз к лесу. И осторожность его спасла — уже у самой опушки, выползая из высокой травы, он заметил чьи–то стоящие на небольшом бугорке сапоги. А потом и их хозяина — здоровенного немца, одного из давешней пары. Тот внимательно оглядывал окрестности, а его напарник тоже находился рядом. Оба стояли спиной к Андрею, и какие–то неуловимые штрихи в их облике свидетельствовали о принадлежности этих бойцов к тыловой части. Опытные фронтовики так не выглядят. А значит — есть шанс, до леса всего ничего. Только бы других немцев рядом не оказалось!
Андрей поднял давно готовый к бою ТТ. Не надо быть крутым спецназовцем, чтобы с трех метров попасть в неподвижного противника. Грохнули, один за другим, два выстрела, и не успели тела убитых (а может быть — и раненых, проверять Воронов не собирался) врагов упасть на землю, как он со всех ног рванулся к лесу. Минут пять бежал изо всех сил, перепрыгивая через коряги, пока совсем не выдохся. Как ни странно, но преследования, похоже, не было.
Он перешел на шаг. Осторожно проследовал какой–то балкой, продрался сквозь чащобу, стараясь держать направление на восток, и неожиданно вывалился на утоптанную лесную дорогу. Неудачно — прямо на него выехала из–за поворота телега с сидящими на ней двумя мужиками. Свои? Враги? Сейчас разберемся!
Недобро ухмыльнувшись, Андрей поднял пистолет.
– Эй, это ты сбитый летчик? Давай сюда, вывезем тебя подальше! А то облава вокруг! — внезапно заявил один из мужиков, постарше, сидевший на козлах.
– А вы кто такие? — подозрительно поинтересовался летчик.
– Мы тут из деревни, Семеновки. Немцам продукты отвозили, на батарею. А те как раз тебя ловить отправились. Давай залезай быстрее, они тут недалече!
Воронов, все еще подозревая засаду, осторожно приблизился к телеге: