Завещание фараона
Шрифт:
Атрид представил, как Агниппа скакала под градом отравленных стрел, как перелетала через копья… Сердце его защемило от боли и нежности. А ведь по ней и не догадаешься, через что ей довелось пройти. Сколько же скрытой силы и мужества в этой нежной девушке!
Сколько ей пришлось пережить…
Лицо молодого человека осталось невозмутимым.
— Я запомнил их приметы и готов помочь, — кивнул царь. — Мои люди приложат все силы к поискам. Но, полагаю, в Афинах беглецов уже нет. Вряд ли они стали бы задерживаться там, где их видели ваши люди. Вероятно, уехали в какой-нибудь
— Сегодня же, — с поклоном ответил Рунихера. — Сейчас. Мы не смеем медлить с ответом. Царица никогда нам этого не простит.
Агамемнон кивнул.
— В таком случае ступайте. Я немедленно пошлю гонцов к солнцеподобной, если беглецы будут найдены и схвачены. Идите. Да пошлют вам боги попутного ветра. И, как говорят у нас в Элладе на прощанье — счастливого пути и свежей воды!
Рунихера и Кахотеп поклонились в последний раз и вышли прочь из зала. За ними потянулась и их роскошная процессия.
Атрид бросил на Ипатия торжествующий взгляд. Чего же ему еще надо? Мать Агниппы эллинка, отец — фараон, Аменхотеп III, сестра — сама Нефертити. Агниппа — царевна Египта!
Но Ипатий, похоже, так ничего и не понял. Он стоял и с отсутствующим видом глядел в потолок.
На улице было уже совсем темно.
[1] Химатион — длинный треугольный женский плащ, прикалывался пряжкой на левом плече.
[2] В эти числа в Афинах (16–19 июня) время первой стражи было примерно с 19:50 до 21:45.
Часть 2. Глава 16. Царица Греции
Было бы ошибкой полагать, что Ипатий действительно ничего не понял. Он прекрасно знал, как выглядит и Агниппа, и ее приемный отец, сам некогда выяснял, где они живут… Знал он также, где встречается царь со своим «золотоволосым чудом» — поскольку в силу понятных причин живо интересовался их отношениями.
А еще Ипатий надеялся, что девушка до сих пор в роще, как крикнула им вдогонку. Что ее не увел оттуда Мена.
Ах, если бы Атрид остался во дворце на эту ночь! Ипатий знал бы, что делать!
Словно в ответ на его безмолвные мольбы в ярко освещенный мегарон из темноты портика вступила фигура высокого человека лет тридцати семи в синей муслиновой тунике, подпоясанной кожаным поясом с золотыми пряжками. Высокий и крепко сбитый, он стоял в дверях, широко улыбаясь и радостно глядя на Агамемнона светлыми глазами. Его темные волосы слегка вились, обрамляя загорелое лицо до скул.
— Друг мой! — вскричал он. — Я уж и не чаял дождаться, когда окончится этот прием!..
Агамемнон вскинул голову — и тут же живо поднялся с трона.
— Идоменей! — воскликнул он, спускаясь с возвышения. — Боги, какими судьбами?
Лицо вновь прибывшего чуть омрачилось.
— Отец умер, — вздохнув, произнес он. — Так что я теперь полновластный владыка Крита. Решил вот лично сообщить об этом владыке Эллады, — он вновь улыбнулся, на сей раз — самыми уголками губ. — А заодно увидеть племянника и старого друга!
Атрид тоже вздохнул, стараясь скрыть досаду.
Идоменей действительно был не только его дядей по матери — если быть точным, двоюродным дядей[1] — но и его старым другом, который во времена переворота даже умолял своего отца, Девкалиона, прийти на помощь им с Менелаем. Увы, тогдашний царь Крита — к слову сказать, их двоюродный дед — отделался лишь словами глубокого сочувствия «несчастным юношам», но как-либо вмешиваться в эту историю не пожелал. И тогда Идоменей посоветовал беглецам просить помощи у Тиндара, даже на свои средства снарядил корабль, доставивший изгнанных царевичей из Кносса к берегам Пилоса, откуда те и добрались до Лакедемона.
Ни закон гостеприимства, ни благодарность не позволяли Агамемнону оставить Идоменея на попечение слуг.
— Воистину, боги ниспосылают нам утраты и испытания, — царь Афин, подойдя, положил руку на плечо гостю. — Я скорблю вместе с тобой. Надеюсь, твоя матушка, царица Клеопатра, в добром здравии?
Идоменей склонил голову.
— Благодарю, она благополучна.
Агамемнон улыбнулся, хлопнув друга по спине.
— Что ж, твой приезд надо отметить! Я прикажу…
— О царь! — шутливо запротестовал Идоменей. — Я очень устал! Умоляю, давай отложим пир на завтра, а сегодня я буду рад простой дружеской беседе с тобой за чашей вина.
Владыка Афин кивнул.
— Как скажешь, — улыбнулся он. И крикнул через плечо: — Ипатий!
— Да, государь, — бывший советник тут же оказался рядом.
Агамемнон тяжело вздохнул.
— Как видишь, на эту ночь мне придется остаться дома. Отправляйся в рощу, что по западной дороге, за городом. Если она еще там — ты знаешь, о ком я говорю, — проводи ее до дома и скажи, что завтра утром я приду. Успокой ее, она наверняка сходит с ума. Если ее там нет, убедись, что она благополучно вернулась. Если что-то не так, немедленно возвращайся и сообщи мне!
— Понял, государь.
Ипатий поклонился и вышел.
— Мой приезд не вовремя? — озабоченно нахмурился Идоменей.
Агамемнон покачал головой.
Разве радушный хозяин может позволить себе обидеть гостя?
— Все в порядке, дружище, — только и ответил он. И крикнул: — Фелла!
Старушка-няня тут же вбежала в залу — видимо, стояла неподалеку, в тени дверей, ожидая приказаний.
— Няня, распорядись, чтобы для гостя приготовили комнату, а мне сделали постель. Прикажи также, чтобы подали ужин в комнату Идоменея. Иди.
Фелла поклонилась и поспешила выполнять распоряжения.
Ипатий, с лицом, искаженным от злости, летел на своем гнедом скакуне по темным улицам. Одна-единственная мысль, одно-единственное стремление владели им: «Только б успеть!»
Он прекрасно понимал, что его положение утрачено безвозвратно. И дело не в том, что теперь его место занял Проксиний — Ипатий прекрасно помнил обещание Агамемнона рассказать о всех его кознях Агниппе. А какое решение примет она?..