Завещание императора
Шрифт:
Глава II
СНЫ
Нигде, вне времени…
Приск проснулся как будто от удара. Света не было. Тьма. Как тогда в подвале. Но без боли… То есть боль была, но слабая, вялая, тянуло ногу, пальцы на левой руке ныли, когда он попробовал их согнуть.
– Пить… у кого осталась вода… – раздался раздраженный голос рядом.
Человек завозился, и Приск, напрягая зрение, различил слабый абрис головы и плеч. Значит, уже светает – где-то под потолком узкой щелью бледнело окно, и свет оттуда скорее сочился, нежели струился. Рассвет летом наступал быстро. Приходил вместе с духотой, гудением мух, залетавших сквозь решетку, криками
– Кувшин… – пробормотал человек рядом, ухватил находку, встряхнул. Там плеснуло.
Теперь Приск вспомнил, что буяна зовут Хорек – во всяком случае, он откликался на это прозвище. Хорек поднес кувшин к губам и глотнул. Потом в ярости отбросил, грохнули, разлетаясь, черепки.
– Моча… Какая сука отлила в кувшин? Есть желоб! Желоб!
В углу кто-то хмыкнул. Разъяренный и облитый мочой человек нырнул на звук:
– Убью! Суран! Убью!
Началась возня… Двое катались по полу. Сразу вокруг них образовалось пустое пространство. Прижавшись к стенам, узники отпихивали ногами дерущихся…
«Узник… – вспомнил Приск. – Я – узник… Но где?»
– А у меня есть вода, – шепнул Сабазий. – Вот… – Он протянул Приску флягу.
Тот взял, глотнул. Передал флягу Марку. Из них троих юноша хуже всего переносил плен. На счастье, стрела прошла навылет, и рана на руке не загноилась.
– Мне снилась дорога… – сказал Сабазий. Ничего нового: ему каждую ночь снилась дорога. – Будто мы идем далеко-далеко на север…
– Почему на север?
– Не знаю… Так было во сне.
– И что в этом пути на север? – спросил Приск.
– Все то же. Пустыня.
– Ты считаешь дни?
– Пробовал. Но сбился. Потом снова начал. И снова… В этот раз насчитал уже двадцать два.
Двое на каменном полу продолжали валтузить друг друга.
– Глупо, – шепнул Марк.
– Почему глупо? – не понял Приск.
– Это я отлил в кувшин…
– Зачем?
– Достал меня Хорек. И потом – смешно ведь…
– Разве?
– Хватит! – рявкнул легионер Квад.
Когда Приска привезли сюда (куда – сюда?), Квад уже сидел в подземелье. И тогда он уже был обросший, грязный, вонючий. Как теперь сам Приск – борода спускается на грудь, волосы торчат дыбом, как у какого-нибудь галла.
Драчуны наконец расцепились и расползлись по разным углам. Спустя мгновение дверь отворилась, и тощий раб внес корзину с хлебом. Ушел. Вернулся с двумя кувшинами. Это кувшины с маслом. Воду на всех внесли уже двое – целую амфору, установили у стены.
Раздачей продовольствия и воды руководил Квад. После раздачи амфору уберут – каждый запасал, сколько мог и во что мог, на предстоящий день и душную ночь. Кувшины, фляги… У кого не было – страдал больше всех, так как мог напиться всего один раз. Однажды разбили амфору, и теперь воду набирали в ее черепки. Впрочем, амфоры для того и созданы, чтобы биться. На берегу Тибра высится целая гора черепков – после того как товар привезли и продали, амфоры не повезут назад – в Грецию или в Египет. Их попросту разобьют, пополнив холм новым слоем. В детстве Приск бегал с другими мальчишками искать черепки с клеймами торговцев – друзья соревновались, кто больше наберет… У Гая была целая коллекция. Он так и не нашел ее, когда вернулся домой. Авл наверняка выбросил… Вот мерзавец!
Рим – он где-то очень-очень далеко.
Рабы, приносившие еду, ушли. Но почти сразу же дверь отворилась, и по ступеням вниз скатился новый пленник – здоровяк лет тридцати. Судя по тунике
– Ну и дыра! – Ауксиларий поднялся. – А народу, как горошин в стручке. Кто тут старший?
– Ко мне иди, – отозвался один из пленников. – Квад, легионер.
– А старше никого нет?
– Есть. Но распоряжаюсь – я. Бери хлеб, воду. До следующего утра больше не принесут. – Квад протянул пленнику осколок амфоры с водой и лепешку.
– Зачем мы здесь? – спросил ауксиларий.
Тот же вопрос много дней назад (неведомо сколько) задал Приск. Глупый вопрос – потому что он не ведал, где находится это «здесь». Тогда Сабазий ответил: «Стражник сказал мне – за нас заплатили много монет. Мы можем сидеть здесь до конца времен».
– Мне здесь не нравится… – объявил ауксиларий.
– Мы скоро полюбим это место, – прошептал Приск.
Кажется, примерно так же он шутил вчера. И позавчера. И много дней назад. Шутка давала толчок наступавшему дню. Подняться, стиснуть кулаки, разжать… вновь стиснуть… двигаться – вот задача. Почти невыполнимая в каменном мешке. Более важная, чем считать дни. Не менее важная, чем шутить. Когда-нибудь сюда придет Траян… когда? Неважно. Но придет. А пока двигаться и не вспоминать, как ты очутился здесь. Вместе с Приском начинал двигаться Марк. Когда не хотел – трибун заставлял его подняться. Они боролись, сцепившись пальцами, на крошечном каменном пятачке искали малейшую возможность тренировки быстро устающих тел. Так пройдет день – отдых, движение, снова отдых. Немного воды. Хлеб, смоченный маслом. Иногда только для военного трибуна передают орехи, финики, сыр. Видимо, тот, кто держал их в плену, хотел, чтобы пленники протянули подольше. Приск делил принесенное между всеми. Жрать в углу свое – он не станет. Чуть больше он отдает Марку – тот растет, парню нужна еда. А еще – солнце, которое почти не заглядывает в их узилище. Лишь взобравшись по уступам в камнях к оконцу, можно подставить солнцу лицо и плечи. Каждый день Приск гонит Марка наверх – тренировка рук и ног. И немного света. И еще – когда наступает вечер, Марк поднимается наверх и черепком скребет камень. Прутья решетки с каждым днем держатся все слабее…
Меркнет свет. Ну вот, еще один день миновал. Такой, как все. Или почти.
– Эй, ты, красавчик… Иди сюда… – зовет ауксиларий Марка.
– Зачем тебе? – спрашивает Приск.
– Мальчишка… зачем он еще нужен – только для этого… – Ауксиларий делает неприличный жест.
Марк вскакивает, готовый ринуться в драку. Приск вскидывает руку, успевает схватить Марка за предплечье и отшвырнуть назад. Ауксиларий только этого и ждет – чтобы мальчишка кинулся в драку, потом схватить его и поиметь… Приску и так ясно с первого взгляда, кто сильнее…
– Он свободный и мой друг.
– От него не убудет, если я вдую ему пару раз… – ржет ауксиларий. – Мы тут должны помогать друг другу.
– Ручками поработай… – советует трибун. – Тут все так. По мере надобности.
– Пусть подойдет… Или…
– Или что?
– Или я подойду к тебе.
– Сиди где сидишь.
– Это почему же?
– Я – военный трибун. Так что сиди.
– Квад сказал, что он – старший.
– Он – префект лагеря. А я – командир.
Ауксиларий заерзал. Голос Приска, негромкий, но полный металла, убеждал.