Завещание мессера Марко (сборник)
Шрифт:
– Почему же они не трудятся на строительстве новых крепостей? И почему они собрались здесь, мешая движению и нарушая порядок?
– Сиятельный господин прав: человеческая лень и праздное любопытство неискоренимы. И как говорили древние мудрецы: три зверя – это стадо, три красивых женщины – это роскошь, а три человека – это толпа.
– Ты слишком умно говоришь, смотритель, – вмешался сотник Толай и приблизил свое лоснящееся от пота, свирепое лицо к побледневшему лицу китайца. – А около яма бездельничает толпа бродяг. Ты говоришь: торговцы, ремесленники и крестьяне… А нет ли среди них разбойников и бунтовщиков? Может быть, они собрались ограбить иноземный караван, идущий в столицу? Ты говоришь: три человека – толпа… Но здесь их не три, а все тридцать три, и они не проявляют почтения перед лицом разведчика великого хана и его воинов.
Переваливаясь на кривых ногах, кипчак направился к людям, стоявшим с краю дороги. Некоторое время они молча смотрели друг на друга узкими, сощуренными глазами – приземистый, грузный степняк в длиннополом чапане, в боевых латах и шлеме, и робкие китайцы с желтоватыми, голодными лицами.
Наливаясь яростью, сотник замахнулся камчой и рявкнул медвежьим голосом:
– На колени, бродяги! Или я прикажу проткнуть копьями ваши тощие животы!
Китайцы покорно упали в грязь и пригнули головы. Кипчак постоял над ними, злобно сопя, потом резко повернулся и поманил тинчжана.
– Ты знаешь, что на этом отрезке пути я со своим отрядом охраняю гонцов и чиновников? Так вот, мы еще встретимся не раз, смотритель. Спеши исправить ошибки своей службы. И запомни: тот, кто говорит много, обязательно скажет что-нибудь лишнее, и ему придется укоротить язык!
Он схватил китайца за плечо тяжелой, мускулистой рукой, похожей на лапу беркута. Тинчжан сморщился, застонал и уронил пустые фарфоровые чайнички.
Махнув сотнику, молодой семужень сел в кибитку. Воины вскочили на коней, и кавалькада ринулась дальше по пыльному тракту.
Китайцы встали с колен, отряхнули одежду и медленно разошлись. Сокрушенно покачивая седой головой, тинчжан поднял чайнички и побрел к дому. Слуги сочувственно глядели на его согнутую спину.
Караванщики заняли свои места на верблюжьих горбах. Седобородый начальник сказал: «Во имя Аллаха…», и верблюды неохотно, с кряхтением и стоном бубенцов двинулись в путь.
Глава вторая
Когда и возвышенные свойства человеческой натуры, и приобретенная ученость в человеке сочетаются, получается достойный муж.
Оставив мощеный тракт, двое путников шли по тропинке через распаханные поля. Впереди опирался на посох пожилой монах с изможденным лицом в буром монашеском плаще и дырявом халате. За ним следовал рослый юноша лет двадцати в бедной одежде простолюдина.
С трудом перейдя по скользким жердям несколько ручьев, полных пенистой весенней воды, путники оказались на берегу стремительной, вольно разлившейся Хуньхэ. Уже зеленели молодая осока и густые заросли тамариска. За рекой красными маками цвела степь.
Старик в серых лохмотьях сидел на песке около ветхого челна и чинил гнилую веревочную снасть. Юноша приветливо обратился к нему:
– Да будут успешными ваши старания, почтенный рыбак. Нам бы найти вторую отмель, считая от места Лугоуцяо… Не откажите в помощи усталым странникам.
Старик хмуро поглядел на них и проворчал:
– Дошли бы до места по дороге, а к вечеру добрались бы и до Тайду.
– Нам не нужно в Тайду, нам нужна именно вторая отмель…
– Эй, оборванцы! – раздался вдруг резкий голос, и из-за куста вышел плотный человек с веслом в руках. – Кто это произнес «Тайду»?
– Простите меня… – всхлипнул рыбак.
– Да будет прославлено имя великого хана тысячу лет! Его столица называется Ханбалык! Ханбалгасун! И если я еще раз услышу про Тайду, старая крыса…
– Моя глупая голова плохо запоминает чужеземные названия. Простите меня, господин Вэй…
– Но мы ведь все-таки ханьцы, – вмешался юноша. – Кажется, и вы тоже, почтенный. Что же плохого в том, что мы говорим на своем языке?
– Великий хан повелел называть свою столицу Ханбалык, и те нерадивые подданные, которые не выполняют его повеление, рискуют испытать удары бамбуковой палки на своих пятках! – продолжал яриться Вэй.
– Мы жители дальних мест и не знаем всех новых законов, – примирительно сказал монах.
– Я – старшина рыбаков и отвечаю за порядок на этом берегу, – важно произнес Вэй. – Кто вы такие? И кого разыскиваете на отмелях Хуньхэ?
– Всего лишь своих родственников, почтенный старшина. Они живут в джонке, постоянно плавая по реке от предместий столицы до второй отмели у моста Лугоуцяо, и зарабатывают на жизнь, разводя уток. Но нам нужна лодка, чтобы найти своих родственников.
– Хорошо, – неожиданно смягчился Вэй. Он пристально посмотрел на них и добавил: – Я отвезу вас в своей джонке, если вы, конечно, заплатите.
Монах и юноша нерешительно пошли за старшиной рыбаков. Они сели в длинную лодку с высокими бортами, Вэй столкнул ее в воду и стал сильно грести против течения.
Помолчав немного, старшина поклонился монаху и тихо сказал:
– Наконец-то я встретил вас, отец Гао. Я ведь жду неусыпно уже три дня.
Монах вздрогнул и впился глазами в улыбающееся лицо Вэя.
– Вы меня ждали?! Ну что ж, значит, небу угодно, чтобы я миновал все опасности и благополучно прибыл к сроку, назначенному мне.
– Мы думали, что вы появитесь немного раньше. Мы вынуждены торопиться, и сегодня вам не придется как следует отдохнуть с дороги.
– Пусть это не беспокоит вас, – сказал монах.
– В джонке у второй отмели вы встретитесь с одним благородным и смелым человеком, который придет из самого тигриного логова. Он начальник китайского отряда, охраняющего дворец. Кровожадные варвары поверили в его покорность и преданность. Они не подозревают, что в сердце честного воина зреет неукротимая жажда мести, а светлый меч приготовлен для освобождения родной страны.