Завещание мессера Марко (сборник)
Шрифт:
Весенний паводок скрыл длинную каменистую отмель. На ее месте, в клочьях желтой пены, торчали корявые палки – остатки лодочных причалов.
Два десятка больших джонок с плетеными тростниковыми домиками на корме и скрученными парусами покачивались у пологого берега. Около них белели тугим пером толстые домашние утки. Сизые дымки вились над очагами: женщины варили просяную кашу к обеду. Кто-то стучал деревянным молотком и сердито спорил с соседом. Полуголые дети ловили рыбу, опуская в коричневую воду сеть на веревке.
– Эй, бобыль Чжао! – позвал хриплым голосом сморщенный старик с несколькими белыми волосками на подбородке. – К тебе приехал сам господин Вэй и с ним еще двое.
Худой человек в заплатанной одежде зацепил подплывающую лодку багром и помог гостям подняться на борт джонки.
– Как дела, Чжао? – спросил старшина рыбаков, осторожно оглядываясь.
– Ждем вестей из столицы, господин Вэй.
Монах и юноша сели под дырявым навесом, устало уронив руки.
Вэй подмигнул хозяину:
– Итак, содержимое зажигательного снаряда доставлено, остается поднести пылающий факел. Кувшин разорвется, и тысячи огней разлетятся по великой стране.
Чжао принес низенький столик, на котором по-простонародному стояло всего два блюда с вареной рыбой и редькой, приправленной луком и кунжутным маслом. Гости взяли паровые хлебцы «мо-мо» и принялись за еду.
Монах пожевал немного редьки с хлебом, запил чистой водой и, поблагодарив хозяина, стал глядеть на зеленый берег.
На берегу утки щипали нежную молодую траву. У воды бегали трясогузки и кулики. Высоко над степью жаворонок разбрызгивал звонкое серебро радостной песенки. А над Хуньхэ кружились с громкими тоскливыми криками чайки.
– По степи едут два всадника, – произнес монах.
– Чжао, ступай на берег и пригласи их сюда, – попросил Вэй. – Святой отец и ты, парень, пройдите в домик, а я встречу гостя.
Монах Гао и его спутник вошли в полутемную комнату и опустились на циновку возле тлеющих углей очага. Скоро послышались шаги, приглушенный разговор, и Вэй, распахнув низкую дверцу, пропустил впереди себя человека в широком плаще, с головной повязкой, опущенной на глаза, и саблей у пояса.
Вошедший церемонно поклонился и сел напротив монаха. Вэй откинулся на пятки, почтительно сложив руки на животе. Юноша оставался в тени, за спиной своего старшего спутника.
Человек с саблей внимательно вглядывался в изможденное, бесстрастное лицо монаха. Красноватый свет гаснущих углей освещал его широко открытые черные глаза и крепко сжатые губы.
Молчание длилось слишком долго. Наконец Вэй тихо сказал:
– Не сомневайтесь, святой отец, все меры предосторожности соблюдены. Слуга нашего гостя остался с лошадьми неподалеку от берега. Чжао послал к нему своего помощника, а сам сторожит за дверью. Никто из жителей этих суденышек не обратил внимания на прибытие новых людей – вблизи оживленных предместий столицы подобное не редкость. Вы можете спокойно приступать к делу. Перед вами начальник тысячного отряда, благородный Чжан И.
– Я смущен и облагодетельствован тем, что лица столь высокого происхождения и звания обратились за советом к ничтожному монаху, действующему лишь по неисповедимой воле вечного неба, – заговорил Гао. – Эта весть донеслась «на спине карпа» за тысячи ли, и я проделал обратный этой вести путь с помощью своего ученика, преданного и смелого юноши Чэна.
– Святой отец Гао, я и мой друг – высокий начальник, главенствующий над ван-ки, не прельстились ханскими милостями и не забыли о пролитой крови, о жертвах и страданиях, постигших священную землю Хань. Мы не забыли о нашей попранной чести и готовы отомстить или отдать свои жизни. Наши солдаты с нами, но без поддержки людей разных сословий в городах и селениях мы будем сметены варварскими полчищами…
Чжан И крепко сжал рукоять сабли и взволнованно наклонился вперед. Остановив его спокойным жестом, монах медленно произнес:
– Мои мудрые наставники, постигшие многое в науке познания божественного, заповедали мне никогда не поддаваться суетному волнению, не гневаться и не испытывать страха. Доблестный Чжан И, вы и ваш благородный друг (не имею чести знать его славного имени) готовы пожертвовать жизнью ради неверного и кровавого призрака победы. Ваши души возвышенны и бесстрашны, но вы в смятении и не знаете, на что решиться…
– Поэтому мы вызвали вас, святой отец.
– Итак, если даже все китайские солдаты, состоящие на службе хана, вступят в бой с его войском, они будут сметены и уничтожены. Еще одна напрасная жертва, опять тысячи погибших героев… Сразу восстать на Хубилая опасно и бесполезно. Что же касается «министра-злодея» Ахмеда, о котором вы писали в письме…
– Не произносите это гнусное имя! – прошептал Чжан И. Он зажмурил глаза и схватился рукой за горло.
– Вы слишком взволнованны, – сказал монах укоризненно. – Правда, не зная ваших обстоятельств…
– О, отец Гао, – перебил его Чжан И, – в силах ли человек вынести позор, упавший на мою голову? Что вы знаете об этом бородатом демоне? Вы знаете, что он главный казначей, советник и любимец хана; что он терзает ханьцев подобно свирепому тигру-людоеду и задавил налогами всех – от ученого до ремесленника, землепашца и рыбака; что он собирает для себя столько же денег, сколько для самого Хубилая, а его корыстолюбивые чиновники издеваются над нашими святынями… Горе, причиненное им, необъятно, но так же необъятна ненависть, горящая в моем сердце!
Монах Гао покачал головой и сказал с горькой улыбкой:
– Ненависть отравляет душу человека, как яд – его тело. Очистите свое сердце, Чжан И. Помните, что мы стремимся покарать преступников и изгнать чужеземных завоевателей с родной земли во имя высшей справедливости, угодной небесным силам. Бешенство и разлитие желчи вряд ли помогут бороться с таким коварным и могучим врагом.
– Я открою вам свою боль, святой отец, и обнажу кровоточащую рану. Когда я был еще молод и служил в пограничном гарнизоне, Ахмед случайно увидел мою мать – а она была изящна и привлекательна – и приказал похитить ее. Мать не смогла перенести унижения, вскоре она заболела и отошла на запад, чтобы встретиться с отцом в стране Хаоли. Прошло время, я женился на красивой и скромной девушке благородного происхождения. Стиснув зубы, я старательно нес военную службу и добился повышения. Однажды, когда я был в карауле, мою жену насильно доставили к Ахмеду. Жена с трудом добралась домой и, оставив мне записку, выпила отвар ядовитых трав. – Чжан И опустил голову и глухим голосом продолжал: – Моя история может показаться нарочитой, но судьба наносит мне страшные удары, избрав орудием злую волю этого человека. Год назад мою четырнадцатилетнюю дочь постигла та же участь. Я написал жалобу в Верховный суд, но не получил ответа. Когда я вижу, как этого ненасытного, дурно пахнущего кабана несут в роскошном паланкине ко дворцу Хубилая, моя рука сама ищет рукоять меча. И только сознание, что я не успею добраться до него и смерть моя будет бессмысленна, – только эта мысль удерживает меня.