Завещание с простыми условиями
Шрифт:
На улице сегодня еще холоднее.
Ветер еще злее бьет в лицо, а солнце… солнце уже так глубоко запрятано за плотную темную стену неба, что ему, наверно, не выбраться оттуда уже никогда.
На коже ног чувствовалось неприятное слабое жжение. Я вернулась в комнату, сняла ночную рубашку и сразу обратила внимание на то, что кожа на ногах была красной,
как от ожогов.
Отчего это? Может, аллергия?..
Недоумевая, я смазала ноги успокаивающим кремом.
Черт знает что!
Не упоминай черта, пока не узнаешь
Часы внизу пробили девять.
Это может означать и семь, и одиннадцать… Юбилей в час. Пока позавтракаю, пока посещу салон Иды Крупиньской, пока доеду…
Как говорит Мигунова: «Кой туда, кой сюда…»
В общем, пора, красавица.
Я неуверенно взялась за холодную медную ручку двери. Что-то необъяснимо пугало меня. Сейчас я ее отворю, а за ней окажется обрыв, у которого не видно дна… Но за дверью оказалась высокая прочная каменная лестница с дубовыми резными перилами.
Я внимательно посмотрела на нее, силясь что-то вспомнить… Почему-то было страшно начать спускаться. Какой-то сон тяжело оживал в голове… разрушенные ступени, резкий ветер, запахи клевера и тысячелистника, и я задыхаюсь от этих запахов…
Я опять посмотрела на лестницу.
Она лежала передо мной — величественная, построенная из прочного добротного камня.
Я недоуменно пожала плечами и начала спускаться.
Ступени держали меня уверенно и крепко.
В кухне было сумрачно и спокойно. Из окна пробивался неяркий свет унылого дня. На плите стоял полный чайник, вода даже не успела остыть с вечера. Я быстро сварила гречневую кашу с сосиской, заварила чай, накрыла стол на одну скромную персону и начала без особого аппетита поглощать нехитрую еду.
Время от времени озираясь по сторонам.
Занавески, кажется, немного сдвинуты…
Или нет?..
И мой стул — разве он не стоял ближе к стене?..
А дверца буфета почему приоткрыта?.. Я, по-моему, ее закрывала…
Каша с сосиской незаметно провалились в желудок. Я запила все это чаем, еще раз оглядела комнату…
Она та же, но что-то здесь неуловимо изменилось…
Какие-то детали, которые почти незаметны глазу…
Часы пробили десять. Время опять побежало вскипевшим молоком.
Надо поторапливаться.
А Дуганов так и не позвонил…
НЕ СМЕЙ ДУМАТЬ О НЕМ!
Но, несмотря на прорвавшийся извне приказ, я не могла окончательно выбросить Дуганова из головы. И еще одно обстоятельство отметила я: с утра странный морок, окутывающий по ночам, будто немного рассеивался, и думалось как-то четче, быстрее и разумнее. Даже здесь, в этом ужасном доме…
В ЧУДЕСНОЙ КВАРТИРЕ МОЕГО ЛЮБИМОГО ОТЦА…
ДУГАНОВ НЕ ПОЗВОНИЛ.
Мучимая этой глупой размолвкой, я вернулась в спальню. Взяла еще одну пачку евро, положила в коробочку серьги, браслет
и кольцо с изумрудом для Мигуновой.
Поколебавшись, облачилась в алое платье, сапожки и белое каракулевое пальто. Там, конечно, переоденут, но
Подошла к зеркалу.
Подумала о том, что пани Иду хватил бы удар, если бы она увидела меня в третий раз входящей в салон в этой куртке.
Но я почему-то никак не могу с ней расстаться.
Я усмехнулась своему отражению в зеркале.
А что это у меня с глазами?..
Они стали какими-то мутными, и мне кажется, что зрачок будто запылился и почти слился по цвету с белком…
Что это?..
Я с силой моргнула, потрясла головой, взглянула еще раз — да все нормально, глаза как глаза.
Просто не высыпаюсь, наверное…
Призадумавшись, я напоследок окинула взглядом показавшуюся какой-то зловещей прихожую и выскользнула за дверь.
Ноги почему-то едва передвигались, на них болела кожа, и я ползла, как черепаха. Вспомнился странный сон — я сижу посреди гостиной на паркете, а вокруг бурлит захлестывающая со всех сторон вода. Изо всех сил я пытаюсь подняться, но что-то тянет меня вниз, и она накрывает меня с головой…
Страшное видение заставило меня содрогнуться. Интересно, к чему снится такая жуть?
И так натурально снилось, будто и не сон вовсе…
Надо посмотреть в соннике, что означает тонуть.
Незаметно я очутилась возле шикарного магазина.
Потопталась на пороге и вошла внутрь.
Меня уже ждали, и, поскольку ранее имели возможность убедиться в моей платежеспособности, с почестями препроводили наверх, где мне сделали прическу, маникюр и макияж, а потом вернули назад и одели в чудесное зеленое платье и золотистые туфли.
Я посмотрела в зеркало и незаметно подмигнула горделиво взирающей оттуда особе благородных кровей.
— Вы сегодня будете красивей всех! — уверила меня на прощание Дана.
Я ничего не ответила. Только пристально заглянула ей в глаза. На самом дне этих глаз, блестящих, молодых, плескалась бездонная непроглядная чернота. И этот омут засасывающей силой легонько качнул мою душу — в себя-обратно. Меня чуть не вывернуло наизнанку.
— Вызовите мне такси, — попросила я, вынимая из кошелька деньги, и, видимо, сильно побледнев.
— Вам плохо? — участливо тронула она меня за плечо, но я, ничего не сказав, осторожно высвободилась, распахнула дверь и в ожидании такси вышла на крыльцо. В лицо мне дунул северный ветер, принесший какую-то невообразимую тоску. Черную, как зола. Горькую, как полынь. Ощущение неотвратимого несчастья сдавило грудь, словно тугой корсет. Ветер развевал мои чистые, душистые волосы, а тоска густым потоком переливалась через край души, и я неведомо отчего готова была вот-вот разрыдаться.
К крыльцу магазина мягко подрулила машина с шашечками. Я открыла заднюю дверь, как можно грациознее подхватила подол платья и царственно уселась в салон, стараясь скрыть выступившие слезы.