Завещание сына
Шрифт:
Ерожин хмыкнул, с интересом оглядел капитана с ног до головы и сдался:
– Колесников Марину не убивал. Ее убил Вольнович, напялив женский парик. А Вольновича пристрелила Машенька Хлебникова по кличке Сенаторша. Надеюсь, теперь Галочка довольна, и я могу идти?
– Петр Григорьевич, хотелось бы немного подробнее. Мы, женщины, народ любопытный. Пленочка-то любовная. А вы про любовь ни слова… И нечего смотреть на часы. У вас еще до свидания с начальством двадцать минут.
– Про любовь так про любовь, – согласился Ерожин. – Из города Перми завоевывать столицу приехали две подружки. Одна из них везла в клювике письмо отца, отставного подполковника авиации, к его другу и бывшему
– Работа эксперта выдавать заключение, а выводы делать нашему брату не положено, – возразил Медведенко. – Вы про паричок забыли.
– Не знаю, кто придумал маскарад. Скорее всего, сам Вольнович. Гена имел ключ от соседской квартиры. Он переодевался девушкой, напяливал парик и, пробравшись через балкон, выходил через квартиру Майковых. Маскарад понадобился юноше, чтобы бывать в обществе Сенаторши и Строковой, не вызывая ревности их солидных любовников. Теперь все?
– Кого же он трахал?. Сенаторшу, Строкову или обеих? – попробовал уточнить Ларин.
– Не наглейте, к генералу опаздываю.
Петр Григорьевич схватил пленку и поспешил к начальству. В парадной генеральской форме подполковник увидел заместителя начальника Управления впервые. Еремин кивнул на кресло:
– Анатолий Семенович застрял в пробке на Тверской. Пока мы одни, доложи, с чем пришел. Надеюсь, мне краснеть перед депутатом не придется?
– Краснеть придется Логинову. Если только большой политик этому не разучился, – скромно ответил подчиненный.
– Прошу без болтовни. Гони факты. Мне, едрена Феня, неприятности с Думой не нужны.
Ерожин дал прослушать генералу запись допроса и показал видеофильм, по ходу комментируя обе пленки.
– Ни хера себе, виражи, – присвистнул Еремин, прохаживаясь по кабинету. – Твои действия?
– Поскольку Колесников не убивал Марину, я посчитал возможным воспользоваться вашим советом и выпустил его под подписку. А как поступать с народным избранником, решать, Афанасий Борисович, вам.
– Дай лапу, подполковник. Вот уж, едрена Феня, посадил на жопу этого индюка. Пускай теперь покрутится у меня на сковородочке. Я, Петя, сам не очень люблю политиканов. Хотя порой и среди них настоящие мужики попадаются. – Пожимая руку Ерожину, генерал выглядел очень довольным.
– Мне можно идти? – поспешил закруглиться
– Не хочешь посмотреть на рожу депутата?
– Если честно, нет. На свете есть вещи поприятнее.
– Иди. Закончишь расследования, доложишь. А я о премии подумаю. – Генерал обнял Ерожина за плечи и вывел в приемную. – Лиза, приедет господин Логинов, проси ждать.
– Ждать? Депутату? – изумленно переспросила секретарша.
– Да, пусть посидит. Я должен посоветоваться. – И Еремин, подмигнув подполковнику, пересек приемную и скрылся в кабинете начальника Управления.
Петр спустился к себе в отдел и, открыв дверь, услышал громкое «ура». Подчиненные встречали его стоя, с рюмками в руках.
– С днем рождения, Петр Григорьевич!
– С чего вы взяли, что я сегодня родился?
– А по какому случаю все это? – И Волков кивнул на стол с коньяком и закусками.
– А без всякого случая. Захотелось выпить в хорошей компании, – оскалился Ерожин. – День выдался тяжелый, почему бы не расслабиться?
– А мы вам подарок купили, – огорчился Вязов. – Петя, ваш тезка, такой красавец…
Подполковник поглядел на свое кресло и увидел огромного петуха с бархатисто-кровавым гребнем.
Тихон Андреевич вздрогул от резкого стука в стекло. Глухов поднялся с постели и босиком прошествовал к подоконнику. За окном сидела Варвара и одним глазом заглядывала в комнату.
– Чего долбишь, нахалка, – проворчал сторож.
Ворона уже неделю не являлась, и он решил, что она улетела вовсе. Покопавшись в холодильнике, старик извлек две сосиски, поломал их на кусочки и, напялив на босу ногу калоши, вынес вороне завтрак. Варвара бесцеремонно взгромоздилась на стол террасы, и вприпрыжку поспешила к угощению. Глухов не стал с ней беседовать, а вернулся к себе.
Напольные часы в холле пробили одиннадцать. Обычно Тихон Андреевич вставал рано. Но две последние ночи он спал плохо. С вечера не засыпалось, глаза смыкал только под утро. Будучи человеком лесным и наблюдательным, он быстро засек черную машину с тремя незнакомыми людьми. В первый раз автомобиль остановился метров за сто от его участка. Соседские дома пустовали, и пожилой человек заподозрил неладное. Если ограбят соседей, Глухов вроде ни при чем. Но работая сторожем на хозяйской даче, он чувствовал некоторую ответственность и за пустовавшие дома по соседству.
К вечеру одна машина уехала, но взамен возникла вторая. Припарковалась она на другом месте, но и из ее окон калитка и участок охраняемой Глуховым дачи хорошо просматривались. Подобное постоянство навело Глухова на мысль, что это не грабители, а совсем наоборот. Он предположил, что сотрудники милиции снова появились в связи с обнаруженным трупом мужчины. Но скоро засомневался. Кого они ждут? Убийцу? Глухов слыхал, что преступников тянет на место преступления, но не был настолько наивен, чтобы подозревать сыщиков в способности на подобные психологические эксперименты.
Уж не по его ли душу гости? Смутная тревога овладела сторожем, и он два дня не выходил. По ночам вспоминал Галю, Настеньку и Урал. Вот и сейчас раскрыл чемодан и достал альбом с карточками. Альбом с ним, а близкие в земле. Останься он под артобстрелом дома, семья бы уцелела. Но задним умом все крепки. Тихон Андреевич перелистал страницы и задумался. Хоть он и прожил в Чечне немало, но душой к новой земле не прирос. Трудно было привыкнуть к народу с другой верой и обычаями. Правда, в основном они общались с русскими. Но и русаки в Чечне не те, не уральские. По праздникам на стол выставляли острые кавказские блюда. Лепить настоящие пельмени и печь пироги с рыбой не умели. Одна Галя его баловала.