Заветное желание
Шрифт:
Саймон смотрел на друга, не отрицая его прежнюю жестокость, но и не осуждая.
— К счастью, мы всегда можем измениться.
— Неужели? — спросил Рис с показным смехом.
— Да. И я чувствую, ты изменился с тех пор, как мы виделись последний раз.
— Конечно, изменился. Я уже не тот, кем себя считал.
— Я не это имел в виду. Когда ты исчез, я очень за тебя беспокоился, мой друг.
— И поэтому так безрассудно отправил за мной жену?
Саймон пожал плечами:
—
Рис кивнул. Он уже смог убедиться, насколько она упорна, когда это касается ее взаимоотношений с ним. Ее непоколебимая преданность была одной из восхитительных черт характера Энн.
— Потому что она любит меня, — сказал Рис.
— Да. Я понял это еще до того, как вы поженились, и она доказала свою любовь, когда ты сбежал. Признаться, я удивлен, что ты осознаешь этот факт, поскольку ты никогда не понимал чувств других.
— Боюсь, я и теперь не силен в этом. Энн сама призналась мне в любви.
Саймон тихо засмеялся, но тон его был серьезным, когда он сказал:
— Вот это я могу понять. А что ты чувствуешь к ней?
Друг задал вопрос, ответ на который мучал Риса с того момента, как он увидел Энн на берегу моря. Он не хотел анализировать свои чувства к жене, он вообще не хотел испытывать к ней каких-либо особых чувств. Да и не важно, что он чувствовал или хотел чувствовать, — ведь он все равно не мог этого иметь. Он не мог иметь Энн.
— У меня нет выбора: я должен ее покинуть.
Саймон вскочил, глядя на него с таким ужасом и возмущением, что Рис устыдился.
— Ты, должно быть, шутишь? — Саймон подошел к бару, налил стакан виски и залпом выпил его.
— Боюсь, как никогда серьезен, — ответил Рис.
— Но ваш союз узаконен, скреплен брачными отношениями и совершенно официален. Ты не можешь его аннулировать, развод практически невозможен. Думаешь, ты можешь просто взять и уйти от нее? Полагаю, Энн уже доказала, что ты глубоко ошибаешься.
Рис кивнул:
— Да, один раз. Но больше она этого не сделает. Я уже объяснил ей, что мы должны жить раздельно, это для нас единственно правильный выбор.
— Значит, ты объяснил ей, почему сбежал?
— Нет, я скрыл правду, чтобы защитить ее. Тогда она может честно сказать, что, выходя за меня замуж, не знала о моем происхождении.
— Но ты мог бы открыть ей правду сейчас, — резонно заметил Саймон.
— А неизвестный никому шантажист? Этот субъект может открыть ей правду раньше, чем я успею с ним разобраться. В этом случае будет лучше, если Энн с таким же потрясением узнает тайну моего происхождения, как и все остальные. Могу лишь надеяться, что это хоть отчасти защитит ее.
Саймон недоверчиво фыркнул:
— Ты не можешь рассчитывать, что скандал вообще не коснется ее.
— Я и не рассчитываю. Но если мы будем жить раздельно, у нее появится шанс перенести этот скандал с меньшими потерями.
— Рис!
— Нет, если я таким способом освобожу Энн, общество может смотреть на нее как на жертву человека, которого многие уже презирают. А с поддержкой отца и с помощью друзей она сумеет выдержать бурю.
— Не так уж тебя ненавидят, как ты думаешь, — не слишком уверенно возразил Саймон.
— Ты знаешь, кого я встретил на побережье?
Саймон тяжело вздохнул.
— Кого?
— Калеба Толбота. Он был на деревенском празднике, где присутствовали мы с Энн.
— Трудно представить тебя на деревенском празднике, но продолжай. Как там оказался Толбот? Он уже больше года не появляется в свете.
— Понятия не имею. Он был пьян и несчастен, так что вряд ли он пришел туда ради удовольствия. Но я с ним разговаривал, Саймон. Даже пытался извиниться перед ним за свое поведение.
— И что же Толбот ответил на твои извинения? — тихо спросил его друг.
— Скажем так, его реакция не была прощением. — Рис покачал головой. — Думаю, большинство людей предложат мне аналогичный ответ. Я даю им мало оснований для милосердия и сострадания.
Несколько раз глубоко вздохнув, Саймон посмотрел на него, и теперь Рис увидел в глазах брата твердую решимость.
— А тебе не приходило в голову вообще скрыть правду от всех? — спросил тот с легкой дрожью в голосе.
— Конечно, приходило. — Рис нахмурился и сжал кулаки. — Я обдумывал различные варианты, и этот был первым. Скрыть правду и жить дальше, как будто ничего не произошло.
— Да, — согласился друг. — Это защитило бы твою мать, твою семью, и ты мог бы остаться с Энн.
Рис закрыл глаза. Конечно, брат должен знать, что предлагает ему счастье, но ставка здесь больше, чем просто защита репутации семьи.
— Ты прав, намного спокойнее думать, что я могу скрыть это, но… Возможно, лучше, если правда выйдет наружу.
— Ты не можешь так думать!
— Могу. До того как я узнал, что ты мой брат, я сказал тебе, что общество имеет право знать правду. Если даже закон позволяет незаконнорожденному сохранить в браке свой титул, общество должно быть осведомлено, а этот человек должен осознавать последствия.
— Значит, несмотря на перемены в тебе, происхождение и родословная остаются для тебя главными? — с отвращением процедил Саймон. — Они до такой степени тебе важны, что ты, вместе со всей семьей, готов взойти на костер?