Завидное чувство Веры Стениной
Шрифт:
В галерее 1812 года на стенах плотно висели портреты вояк — как фотки на заводской Доске почёта, которые Лара видела на ВИЗе. Именно в этой галерее, от скуки, она решила подшутить над матерью — и зажала нос руками, как от невыносимой вони.
Вечером, лёжа на раскрытом диване бабушки Робертовны, провалившись в мебельную расщелину и представляя себя закладкой в книге, Лара никак не могла уснуть — её как будто щекотало изнутри пёрышком. Так бывает, если выпавший длинный волос вдруг застрянет под майкой — с ума можно сойти, пока не вытащишь! Она плакала, смеялась, требовала то есть, то пить — но не помогали ни еда, ни вода, проклятое чувство не исчезало, и девочка
Тогда Лара не смогла найти этому пёрышку название — а сейчас, умудрённая девятнадцатью годами жизни, сумела. Конечно, совесть! Вот что щекотало Ларины нервы — и щекотка эта была тяжелее материнской руки, довольно-таки увесистой. Не зря говорят, что человека легко защекотать до смерти!
Радость матери от дурацкой Лариной выдумки была такой сильной, что сама выдумка начисто скрылась в её тени. Лара решила, что ей теперь остаётся только одно — поверить, будто бы она и в самом деле умеет различать запахи, которые будто бы источают картины. И она поверила бы, жаль, что щекочущая совесть ей этого так и не позволила. Какое неприятное чувство! Впрочем, почти все человеческие чувства так или иначе неприятны.
Мать часто повторяла, что Лара слишком быстро созрела, не успев при этом повзрослеть. Как тот ухажёр Евгении, который подбивал к ней клинья незадолго до Франции — он был усатый и здоровенный, как Геркулес у Рубенса, но под этой мужественной внешностью таился совершенный пупс. Так и Лара уже в тринадцать лет выглядела даже не девушкой, а женщиной, что не делало её ни взрослее, ни умнее. Медсестра в детской поликлинике однажды сказала ей:
— Ребёнка заводите в кабинет.
— Так это я — ребёнок, — ответила бедная Лара, проклиная весь мир.
Может, оттого она так страстно и ненавидела всё то, что считается детским, — ведь, по мнению окружающих, девочка с дополнительным подбородком и тяжёлыми, как у кустодиевской купчихи, грудями не имеет права выступать с танцами на школьных вечерах или уезжать вместе с классом на турбазу. Сперва Лара разлюбила кукол, потом — людей, а после этого научилась добывать радость из компьютера.
Компьютер не интересовался тем, как выглядит Лара, кем она собирается стать в будущем и на что собирается жить. Он, как домашнее животное, принимал и любил хозяина в любом обличье и состоянии. Слушался, развлекал, заполнял лакуны и зализывал раны. Началось всё в Питере с гейм-боя, а когда тётя Юля подарила им с матерью стационарный компьютер, Лара ушла из этого мира в лучший. Виртуальный.
Мать ничего не заметила — тревогу забил Ереваныч.
Он не понравился Ларе с первой же минуты знакомства, задолго до компьютера. Однажды тётя Юля появилась у них без предупреждения и велела срочно собираться — их ждут! Лара с Евгенией выглянули в окно — у подъезда стоял такой большой автомобиль, каких они ещё ни разу не видели. Мать, усаживаясь в машину, даже юбку порвала — так высоко пришлось поднять ногу. Настроение у неё тут же испортилось — оно у неё вообще всегда очень легко портится, как молоко без консервантов. А в тот день искрило с самого утра — во-первых, матери не давал работать Сарматов, звонил сто раз подряд «со всякими глупостями», во-вторых, рыбка Марина, как выяснилось из справочника, оказалась астронотусом — и могла дать сто очков вперёд любой пиранье. Мать в страхе смотрела, как Марина мечется по аквариуму и скалит зубы.
— Давайте её выбросим, — предложила бабушка Андреевна, но Евгения, конечно же, заплакала. Она любила скользкую гадину, как другие девочки любят бархатных котиков и плюшевых собак.
Решили выпустить Марину в Исеть — и через два дня действительно увезли и выплеснули вместе с водой, как младенца из пословицы. Безутешной Евгении подарили черепаху, назвали Дашей. Черепаха тут же уползла куда-то в дебри квартиры и появилась только через месяц — вытягивала шею в поисках еды. Потом бабушка Евгении куда-то сбагрила черепаху, придумав для внучки историю про Дашино бегство. Бедняжка Евгения написала объявления и развесила их по всему району — «Убежала черепаха!». И долго не понимала, почему все так смеются над этими грустными словами.
Как сложилась судьба Марины, неизвестно. В теленовостях через пару месяцев прошёл взволнованный репортаж о загадочном появлении в водах Исети таинственного зубастого монстра — и Лара, и Евгения очень надеялись, что монстром была Марина. На этом глава про домашних питомцев окончилась, а вот глава про Ереваныча — та, к сожалению, ещё только начиналась.
Глава тридцать шестая
Стиль — это душа.
Мать переводила взгляд с Лары на Серёжу, как будто пыталась найти в них сходство — или отличия, как в детских задачках. А ведь мы правда похожи, подумала вдруг Лара — не с матерью, конечно, с ней-то у нас ничего общего, кроме того что мы семья. Но вот с этим чужим Серёжей, явившимся как бог из машины, действительно похожи. У него такая же белая кожа и волосы раньше были рыжими — кое-где в седине дотлевали огненные пряди. Что, если мать всю жизнь её обманывала и настоящим отцом Лары был как раз этот врач, к которому притягивает незнакомая, властная сила? Может быть, это и есть чувство родства, правда крови? Тогда всё становится по местам, как в чисто убранной квартире. Мать встретилась с отцом (какое приятное слово!), открыла ему тайну Лариного рождения — а всё остальное они придумали для того, чтобы познакомить Серёжу с дочерью. Евгения, которая почему-то не может сама добраться домой из аэропорта, тётя Юля, которая никогда не отвечает на телефонные звонки, — эти важные для Лары люди вдруг превратились в статистов, а на главную роль в спектакле внезапно утвердили её, Лару.
— Смотри, там Ереваныч! — вскрикнула мать. Лара повернула голову — и увидела крупного мужчину с квадратной стрижкой. Он быстро шёл к выходу, но его ещё можно было догнать. Лара вскочила с места, уронив недоеденный бутерброд, и побежала за Ереванычем, надеясь, что Серёжа (папа!) смотрит ей вслед и любуется тем, какая она у него быстрая и ловкая.
…Большая машина долго везла их по городу, а потом вылетела из Екатеринбурга, как ракета — и понеслась по тракту, мимо лесов и шашлычных. Водитель был молчалив, но в зеркале подмигивал. Его звали Марат — «как революционера», объяснила шёпотом Евгения.
Мать молчала, переживая за рваную юбку, а тётя Юля нервно болтала всю дорогу, пока машина не въехала под шлагбаум и не остановилась перед большим красивым домом за оградой, напомнившей Ларе заточенные копья. Двери открылись сами собой, где-то залаяла собака. Тётя Юля с проворством постоянной гостьи поднялась на крыльцо — и махала оттуда девочкам: что вы там копаетесь! Верка, не страдай из-за юбки — зашьём!
Марат тоже шёл следом, и Лару это обрадовало — мысленно она уже вышла за него замуж, наивно приписав водителю и обладание хозяйской машиной, и даже какие-то права на этот удивительный дом.