Зависть
Шрифт:
Но, да ладно, он был сосредоточен на Веке. Он был с парнем: если Девина хотя бы чихнет в направлении детектива, Джим обрушится на нее как чума.
Так с чего они взяли, что он не работает над делом? Каким образом он себя скомпрометировал?
Джим потянулся к пачке, вынул сигарету и прикурил ее. Он был полностью скрыт от чужих глаз, поэтому оранжевый свет никто не увидит.
Боже, если подумать, какой ущерб он мог нанести, работая в специальном подразделении,
Время шло, хотя он знал это благодаря своим часам, а не звездам или луне. Была высокая облачность, и раздававшийся вдали гром заставлял задуматься, может ли он быть не только невидимым, но еще и непромокаемым…
Уголком глаза он заметил тень, мчащуюся от дерева к дереву. Тварь быстро двигалась, прижавшись к самой земле — именно так приспешники Девины, внезапно появившись, начинали битву.
Переключившись в режим защиты, Джим потянулся к своему оружию… и наткнулся на пустое место.
Гребаный ад, просто, блин, идеально. Он торчал на окраине без какого-либо подкрепления, лишь каркас дома и прозрачные стеклянные окна отделяли цель от демона: потому что из-за своей вспыльчивости он ушел без пистолета.
По крайней мере, если бы Эдди с Эдрианом были здесь, они втроем могли бы разделять и властвовать.
Ничем не скомпрометирован, как же. Он был настолько зациклен на драме, что не позаботился о себе или Веке.
Дерьмо.
Тень переместилась к другому дереву… и вышла на лужайку.
Джим нахмурился и расслабился.
— Пес?
Когда в ответ ему раздался короткий счастливый лай, стало ясно, что он видит не мираж: сердцем он знал, что это его животное, не нуждаясь в информации, которую предоставляли глаза.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
Жесткошерстная собака подошла к нему, хромота лишь немного мешала движению, и Джим вдруг вспомнил тот день, когда встретил пса на стройке.
Где Джим впервые умер.
Там все и началось, не так ли. И он понятия не имел, куда эта дорога его заведет.
Присев на корточки, он от души погладил животное.
— Эдди и Эдриан здесь?
Пыхтение, раздавшееся в ответ, показалось ему своеобразным «нет».
— Ну, я рад, что ты пришел.
Пес уселся на задницу рядом с ногами Джима. Несмотря на то, что создание было меньше него примерно на сто девяносто фунтов и почти на шесть футов, Джиму казалось, что тот его защищал, а не наоборот.
— Ты ведь на самом деле не собака, не так ли.
Повисла тишина. А после — очередное сопение… некий уклончивый ответ.
— Не думаю. Расскажешь, куда направлялся? — Животное чихнуло и покачало
При этих словах Пес положил ему на ногу лапу.
Джим сел на траву и погладил жесткую, неровную шерсть Пса. Вновь сосредоточившись на ужине, который он мог видеть, но не есть, разговоре, что наблюдал, но не слышал, теплоте, о присутствии которой знал, но не чувствовал, он понял, что все же не был один.
И когда начался дождь, он удивился тому, как много это значило.
Глава 20
Гари Питерс всегда считал, что его имя и фамилия подходили ему как нельзя лучше: в них обоих не было ничего особенного. В стране жили миллионы Гари, как и Питерсов, и его внешность запоминалась не лучше имени. Каким-то образом ему удалось избежать пивного животика, но волосы редели, и теперь, подбираясь к сорока годам, он балансировал на грани облысения. Его лицо было цветом с пюре, глаза — грязно карими, а наличие линии подбородка вообще ставилось под сомнение… казалось, шея тянется от щек до ключицы.
А довершало картину то, что он вечно был в пролете, парнем, которого женщины не замечали на фоне выжатых метросексуалов, спортсменов и богатеньких Ричи.
Вот почему тот факт, что Бритни оперлась о его стол и смотрела на него так… ну, вот так… немного шокировал.
— Прости. — Он покачал головой. — О чем ты говорила?
Она наклонилась… и, Боже правый, эта грудь…
Когда девушка вновь выпрямилась, он знал, что она говорила, но понятия не имел, о чем…
— Извини, телефон. — Гари поднял трубку. — Кодвелловское отделение полиции… приемная. Да. Ага. Да, его зарегистрировали и обработали. Да, конечно… я передам ему, что вы будете утром.
Он сделал кое-какие записи в журнале и вернулся к Бритни. Решившей присесть на угол стола, на который опиралась ранее.
Ее юбка изначально была короткой. Теперь же она стала супермини.
— Эм… что? — сказал он.
— Я спросила, когда у тебя перерыв.
— А, прости. — Бога ради, это словно не расслышать «как тебя зовут?». — Не скоро. Эй, а ты разве не в пять уходишь?
— Застряла с напутанными платежками. — Когда она надула губки, ее и без того пухлая нижняя губа стала напоминать подушку. — Это так несправедливо… мне тут еще, по меньшей мере, час торчать, а уже так поздно.
Он посмотрел на часы. Восемь вечера. Его десятичасовая смена регистрации заключенных и улик только началась, поэтому для него это было рано. С другой стороны, он вернется домой в шесть утра, а ее отдел должен быть здесь в восемь-тридцать.
Она снова наклонилась.
— А правда, что все вещи Кронера здесь?