Завоевание Англии
Шрифт:
Старик медленным, нерешительным шагом направился к двери: на пороге он остановился и оглянулся. Принц делал ему безобразные гримасы, между тем как Годфруа ехидно улыбался. Альред покачал головой и вышел из комнаты; таны последовали за ним.
— Прекрасный вождь для наших воинов! — воскликнул один из танов. — Достойный король для саксов, нечего сказать! Почтенный Альред! Мы больше не желаем слышать об Этелинге!
— Да я и не буду больше говорить о нем, — сказал Альред.
— Всему виной неправильное воспитание под руководством норманнов и немцев, — заметил Гарольд. — Мальчик только избалован, и мы могли бы исправить его.
— Ну, еще неизвестно — удастся ли нам исправить его, — возразил Альред. — Нам некогда заниматься воспитанием кого бы то ни было, потому что престол скоро останется без короля!
— Но кто же сможет спасти Англию от когтей норманнского герцога, который уж давно поглядывает на нее взглядом кровожадного тигра? — внезапно спросил Гакон. — Кто же сможет это, если не Этелинг?
— Да! Кто в силах сделать это? — повторил Альред со вздохом.
— Кто?! — воскликнули таны хором. — Да кто же, если не мудрейший, храбрейший, достойнейший из всех нас?.. Выйди вперед, граф Гарольд, мы признаем в тебе своего господина!
Таны вышли из дворца, не дождавшись ответа изумленного графа.
Глава V
Вокруг Нортгемптона были расположены войска Моркара, состоявшие из воинов Нортумбрии.
В лагере вдруг раздалась команда: «К оружию!», которая заставила молодого графа Моркара выскочить из своей палатки и узнать причину тревоги.
— Вы с ума сошли, — сказал он воинам, — если в этом направлении ждете неприятеля: ведь вы смотрите в сторону Мерции, а оттуда может явиться только мой брат Эдвин с подкреплением.
Слова Моркара передались всем воинам, которые от радости громко закричали.
Когда исчезло пыльное облако, закрывавшее прибывших, можно было увидеть, как от отряда отделились два всадника и галопом поскакали вперед. За ними ехали еще двое: один со знаменем Мерция, другой — с североваллийским. Голова одного из них была непокрыта, и нортумбрийцы сразу же узнали в нем Эдвина Ласкового, брата Моркара. Последний выбежал ему навстречу, и братья обнялись при радостных восклицаниях обеих армий.
— Представляю тебе, дорогой Моркар, нашего племянника Карадока, сына Гриффита Отважного, — сказал Эдвин, показывая на своего спутника.
Моркар протянул Карадоку руку и поцеловал в лоб. Карадок был еще очень молод, но уже успел отличиться в опустошении саксонских земель. Кроме того, он даже предал огню одно из укреплений Гарольда.
Между тем с противоположной стороны приближалось другое войско; лучи солнца играли на его блестящих щитах и шлемах так, что глазам было больно смотреть, слышались звуки труб… Мятежники с напряженным вниманием следили за приближающимся огненным морем, пока не рассмотрели знамен: одно из них принадлежало королю Эдуарду, а другое — Гарольду.
Тогда вожди удалились и начали совещаться. Молодые графы вынуждены были согласиться с мнением старых вождей, которые решили отправить к Гарольду послов с предложением мира.
— Граф, — сказал Гамель Бьерн, глава восстания, — человек справедливый, который скорее пожертвует своей собственной жизнью, чем кровью англичан: он рассудит нас по справедливости.
— Неужели ты думаешь, что он пойдет против брата?! — воскликнул Эдвин.
— Да, и против брата, как только мы объясним ему суть дела, — ответил Гамель Бьерн невозмутимо.
Остальные подтвердили его слова наклоном головы. Глаза Карадока яростно горели, но он молчал, играя золотым обручем.
Авангард королевского войска прошел почти мимо лагеря, и лазутчики сообщили Моркару, что они видели Гарольда в первых рядах войска, без панциря. Это обстоятельство было сочтено вождями восставших хорошим предзнаменованием, и двадцать благороднейших танов Нортумбрии отправились, в качестве послов, к неприятелю.
Рядом с Гарольдом гарцевал на породистом коне Тостиг, лицо которого было полностью закрыто забралом. Он по пути присоединился к брату с пятью или шестью десятками вооруженных сеорлов: больше он уж не мог отыскать. Казалось, будто братья не ладили друг с другом: лицо Гарольда пылало, и голос зазвучал резко и холодно, когда он произнес:
— Брани меня, как хочешь, Тостиг, но не могу же я, как хищный зверь, напасть на своих земляков, даже не переговорив с ними по мудрому обычаю наших предков.
— Черт возьми! — воскликнул Тостиг. — Да ведь это просто срам и позор — договариваться с бунтовщиками и разбойниками!.. С какой же целью двинулся ты тогда против них? Я думал, что ты хочешь смирить, проучить их.
— Нет, творить правосудие. Я преследую только эту цель.
Тостиг не успел ответить, потому что к ним приблизились нортумбрийские послы под предводительством старейшего из танов.
— Клянусь кровавым рыцарским мечом, к нам подходят изменники, Гамель Бьерн и Глонейон! — воскликнул Тостиг. — Ты, конечно, не будешь их слушать? А если все-таки сделаешь это, то уйду я. Подобным наглецам я отвечаю только ударом секиры.
— Тостиг, Тостиг, ведь это самые знаменитые вожди твоего графства! Будь же благоразумнее: прикажи отпереть городские ворота, я намерен выслушать послов в городе.
— Берегись, если ты решишь дело не в пользу брата! — прошипел Тостиг и поскакал к воротам Нортгемптона.
В городе Гарольд соскочил с коня, встал под знаменем короля и собрал вокруг себя знатнейших вождей. Нортумбрийцы почтительно подошли к нему.
Первым заговорил Гамель Бьерн. Хотя Гарольд заранее был уверен, что Тостиг сам подал повод к восстанию, но рассказ Гамеля Бьерна превзошел все его ожидания: Тостиг не только собирал противозаконную дань, но и совершал возмутительные убийства. Он пригласил к себе в гости некоторых высокородных танов, которые выступали против его требований, и велел своим слугам заколоть их.