Завоеванная инопланетным воином
Шрифт:
— Ты вернулась, — сказал он.
Он растянул полотенце между нижними конечностями и обернул его вокруг талии, направляясь к ней длинными, медленными шагами. Его мышцы перекатывались в движении, и Зои снова представила, как проводит по ним языком, ловя каждую каплю воды.
Она прочистила горло, которое внезапно пересохло, и с трудом отвела взгляд, придвигая еду к нему.
— Не самая лучшая еда в мире, но это еда.
Остановившись, чтобы перегнуться через кровать, он взял бургер, развернул обертку и понюхал его. Он осторожно взял бургер двумя своими длинными пальцами, поднес к губам и откусил маленький
Рендаш задумчиво прожевал, откусил еще кусочек и прожевал его. Затем он проглотил остаток бургера в два больших укуса.
— Здесь есть еще, — сказала Зои, хватая одну из бутылок с водой с тумбочки и протягивая ему, — и вода.
Он взял бутылку в верхнюю правую руку и следующий бургер в верхнюю левую. Демонстрируя впечатляющую ловкость, он развернул бургер и одновременно открыл бутылку нижними руками. Он неопределенно указал на нее, когда сел на кровать. Она сильно прогнулась под его весом.
— Ты тоже должна поесть, человек.
— Я уже поела, — Зои поднялась на ноги, подошла к своему чемодану и опустилась на колени, чтобы открыть его.
— Ты достаточно поела? — спросил он с набитым, должно быть, целым бургером, ртом.
Она посмотрела вниз на свое тело.
— Да. Вполне, — нахмурившись, она порылась в своей одежде, вытащила пижаму и пару трусиков, накинув первую поверх вторых, и закрыла чемодан.
— Я приму душ, — Зои прошла мимо Рендаша, осторожно, чтобы не коснуться его, и почувствовала на себе его взгляд, когда пересекала комнату.
?
Рендаш наблюдал за Зои, восхищаясь чувственным покачиванием ее бедер и зада в походке, пока она не проскользнула в ванную и не закрыла за собой дверь.
За время своего пребывания на этой планете он встречал множество людей — даже если они чаще всего были в черной форме, а освещение обычно было плохим, — но Зои не была похожа ни на одного, человека или алигарийца, которых он когда-либо видел. Самки алигарийцев были сложены так же, как самцы: худощавые, жесткие и сильные. В них не было ничего мягкого.
Все в Зои, по крайней мере внешне, — было мягким и гладким. Там, где у алигарийки были углы и плоскости, у нее — сплошь изгибы. В этом было что-то освежающее. Что-то привлекательное, что-то манящее. Его короткий контакт с ней перед тем, как она ушла за водой, был кусочком, который только усилил его любопытство. Он хотел больше прикасаться к ней, обнимать ее, чувствовать ее мягкость рядом с собой.
Он доел оставшиеся бургеры, не в силах игнорировать собственный аппетит. Они держали его на объекте голодным и ослабленным. Он нуждался в пище, чтобы восстановить силы, чтобы продолжать двигаться. Еда была одновременно отвратительной — с нее капал жир и она была завернута в то, что люди называли хлебом, творение, мягко говоря, неаппетитное, — и в то же время ароматной. Но это было лучшее, что он пробовал, после долгого времени, когда питался безвкусной, непонятной пищей.
В ванной включился душ. Он повернулся, чтобы посмотреть на дверь. Она сняла одежду перед тем, как встать под воду? Было бы логично,
Насколько просто было бы проскользнуть в ванную и подсмотреть? Шума воды было достаточно, чтобы замаскировать открывающуюся дверь, и она не смогла бы ничего разглядеть из-за его маскировочного поля…
Честь.
Рендаш не понимал ее озабоченности тем, чтобы прикрыть и себя, и его, но, следуя логике, он предполагал, что она не оценила бы, если бы он украдкой взглянул на ее обнаженное тело. Даже если бы она не оказывала ему помощь, у него было больше чести, чтобы поступить так.
Он прикончил первую бутылку воды и взял другую, осушив половину одним глотком. Почему воздух в этом мире такой сухой? Его внимание снова переключилось на еду; остались только маленькие продукты в гладкой глянцевой обертке. Продукты, которые она раздобыла, пока он пробирался в ее машину.
Он поднял одну из упаковок, золотую с красными человеческими надписями. Внутри была пара длинных тонких предметов. Ему стало любопытно, он разорвал обертку, обнажив пару узких коричневых палочек. Хотя еда выглядела неаппетитной, ее запах был интригующим.
Вытащив конец одной палочки из обертки, он поднес ее ко рту и откусил кусочек. К его удивлению, еда была многослойной — под мягкой коричневой оболочкой скрывалось какое-то жевательное, клейкое вещество, которое располагалось поверх хрустящей сердцевины. Каждый слой в сочетании с другими создавал вкус, которого он никогда не пробовал. Сладость разлилась по его языку, настолько ошеломляющая, что на долю мгновения его зрение затуманилось.
Прежде чем он осознал это, он проглотил обе палочки и держал в руке еще один завернутый предмет. Он удержался от того, чтобы открыть его; она достала их для себя, и хотя она велела ему поесть, было неправильно доедать все. Он вернул еду на кровать и провел языком по зубам, сметая остатки сладости.
Только тогда Рендаш понял, что в ванной выключилась вода. Он собрал выброшенные обертки от еды и запихнул их в пустой пакет за неимением другого места, куда их можно было бы положить, чтобы не направиться к ванной, с нетерпением ожидая появления Зои.
Почему он уже был так привязан к ней? Это была опасная связь, особенно учитывая его обстоятельства. Пока она была полезна, но, в конце концов, он снова окажется сам по себе, единственный алигариец на враждебной планете.
Без Умэн'рака.
Напоминание об их смерти задело. Он нес тяжесть их потери на протяжении всего своего пребывания на Земле, но она стала по-настоящему болезненной, только когда он посмотрел в будущее. Когда он подумал о возвращении в Алгар, где у него не будет товарищей, чтобы разделить радость возвращения домой. Где мирная жизнь, которую он заслужил, будет омрачена знанием того, что все остальные умерли. Рендаш не был лучше или достойнее любого из них, только удачливее — хотя о том, была ли природа этого везения хорошей или плохой, можно спорить в любом направлении.