Завтра наступит вечность
Шрифт:
Не составил никакого труда и арест Рашида Исмаилова, Георгия Митрохина, а также нескольких человек из совета директоров Корпорации. Сумел уйти лишь мой знакомец Глеб Родионович, начальник охраны подземных лабиринтов, некогда голосовавший за мою ликвидацию. Он ушел не отмеченным ни на каких схемах и планах, известным ему одному путем, и куда скрылся – неведомо. Мелкая, малосущественная помарочка в блестящей работе федералов.
Убежден: московские обыватели ровным счетом ничего не заметили. Ну проехали куда-то зеленые грузовики, ну провез тягач огромный асфальтовый каток – дело обыкновенное, зевнуть и забыть. Людные общественные места, служившие входами на территорию Корпорации, вроде торгового комплекса на Манежной, знамо дело, были закрыты, и кинологи понукали недоумевающих собак искать в них несуществующие бомбы террористов, оправдывая в глазах толпящихся
Словом, наземная часть операции была проведена умело и увенчалась полным успехом. Поверженный противник, и тот отделался малой кровью. Убитых охранников насчитали пять (позднее под упавшими бронированными воротами нашли шестого), убитых инженеров, техников, рабочих и управленцев – ни одного, раненых – восемнадцать. Среди штурмующих, как уже было сказано, потерь вовсе не было. Один спецназовец получил касательное ранение головы обрушившимся со стеллажа осциллографом и остался в строю до конца операции.
Итак, под полным контролем федералов оказался подземный завод, не представлявший для них сугубой ценности, и четыре действующих энергогенератора, представлявшие ценность ни с чем не сравнимую. Удачно завершенная наземная часть «Вибриона» уже сама по себе обеспечивала всей операции ограниченный успех. Если бы удалось захватить «Гриффин», успех был бы полным. Чем могли бы ответить четыре человека на лунной базе? Единственно угрозой уничтожить кольцо Кошачьего Лаза, больше ничем. Вряд ли генерал Бербиков воспринял бы как угрозу очевидный блеф. Корпорации не страны – им служат, но умирать за них никто не хочет. Несколько дней переговоров, демонстративное выжидание, осторожный нажим – и четверо на Луне Крайней с виду натужно, а на деле с радостью отдадут Кошачий Лаз в обмен на жизнь и возвращение на Землю. Нечего Лазу делать на Луне. Также и людям, умеющим с ним обращаться; их и вправду не тронут. Они, эти люди, со временем еще подивятся: чего ради они столько времени пахали на какую-то Корпорацию?
На деле ситуация сложилась патовая. Космический лифт так и не стартовал к «Грифу», поскольку Земля не дождалась моего повторного сигнала, и не привез новый персонал станции, в коем, как я узнал, находились два профессиональных космонавта, два штатских нелетавших спеца, сам Бербиков и трое или четверо офицеров из нашего технического отдела. Похоже, как раз на их долю выпала бы грязная работа по избавлению «Грифа» от трупов. Я бы отвертелся – мое дело техника…
Лифт не пошел, и вскоре Земля и «Гриф» вступили в переговоры. Как они проходили, я сказать не могу, а мои предположения пусть при мне и останутся. Вопрос: так ли уж Бербикову был нужен захват орбитальной невидимки? Почему бы не решить дела с Луной, дождавшись благоприятной либрации и начисто игнорируя «Гриффин»? Ответ: нет, ни в коем случае. Незахваченный работоспособный «Гриф» делал проблематичными надежды федералов овладеть Кошачьим Лазом. «Гриф» не Луна Крайняя – даже имея на борту полный экипаж плюс четверых с лунной базы, он мог функционировать автономно не менее полутора лет. Кошачий Лаз вообще не просил ни пищи, ни кислорода. Без содействия персонала лунной базы пущенная с Земли кабина почти наверняка выбила бы в реголите очередной кратер, вместо того чтобы мягко сесть; вдобавок Лаз нетрудно было эвакуировать на «Гриф». Кроме того, «Гриф» мог использовать свои энергогенераторы как оружие для «работы» по земной поверхности. И, уж конечно, Стерляжий не постеснялся применить данное обстоятельство для самого грубого шантажа.
Вопрос второй: неужели Бербиков не мог ответить аналогично и адекватно, тем более что в «Грифе» он не сильно нуждался? Нацеленный с высокой точностью энергошнур порезал бы станцию на фрагменты легче, чем кухонный нож шинкует кочан капусты. Ответ: Бербиков не мог этого сделать. Физически. Первым делом, еще до того, как приступить к моему допросу, Стерляжий и Капустян незначительно изменили орбиту «Грифа». Несколько секунд работы двигателей – и ищи-свищи невидимку. Переговоры же между станцией и Землей шли через два связных спутника, один из которых к тому же принадлежал Корпорации, так что легче было руками поймать в Москве-реке рыбу нототению, чем обнаружить станцию по пеленгу. Может, я и преувеличиваю, но не очень сильно.
Стерляжий предупредил, что первой целью будет известное здание на Лубянке, второй – одна из резиденций президента, а о третьей и последующих он еще подумает, ответный ультиматум Бербикова не стал слушать вообще и переговоры прервал. Война нервов завершилась его победой в те же сутки. Не доложить президенту не посмели: игра ва-банк становилась очень уж рискованной, превращяясь даже не в пат – в цугцванг. И ход был за Землей.
Разумный игрок не станет играть на явный проигрыш. Он постарается сделать вид, что никакой игры и не было. Зачистку подземелий пришлось прервать, не окончив. Арестованные были выпущены, захваченное имущество возвращено владельцу, рабочие и итээровцы вернулись на рабочие места в подземных залах, разбитую технику заменили новой, Глеб Родионович вылез из норы и приступил к исполнению своих обязанностей, бригада Хлюста была заброшена на Грыжу почти без опоздания. Тем дело и кончилось. Стерляжий сгоряча требовал за шестерых убитых охранников двенадцать фээсбэшных трупов, однако не нашел поддержки в совете директоров, и кровожадное предложение не прошло. Совет решил всего-навсего уменьшить бесплатные поставки платины государству и отказаться от госзаказов сроком на один год. Больше ничего.
Выиграв раунд, Корпорация демонстрировала лояльность проигравшей стороне – довольно странную и ограниченную, но все же лояльность. Пожалуй, это была лояльность не подданного, а союзника, который очень даже себе на уме. Думаю, «наверху» вздохнули с облегчением: Корпорация не выдвинула ни одного политического требования, не потребовала ни одного места в правительстве для своего человека. Думаю, облегчение в скором времени сменилось настороженностью: а почему, собственно, государству удалось так легко отделаться? Как хотите, а у политиков такие же клишированные мозги, как и у всех прочих узких профессионалов. Вряд ли кому-то вспомнился бородатый анекдот: «Да, Сара, Волгу мы купить таки можем, но зачем нам столько воды и пароходов?». Вот именно, зачем?
Слон попытался растоптать мышь. Мышь покусала ему пальцы, нашла, что они не вкусны, и отскочила: иди, мол, себе, топчи саванну где хочешь, а меня не трогай и на мой пищевой ресурс не покушайся. Уяснил, толстомясый?
Слон уяснил. По крайней мере, на время. Слон постарался сделать вид, что ничего не произошло, и сделать это оказалось очень легко. Какая такая мышь? Ее вообще кто-нибудь видел? Какая еще неподотчетная Корпорация? Вам самим-то не смешно? Поменьше верьте сказкам, побольше занимайтесь спортом, аккуратно платите налоги, а главное, растите побольше здоровых глупых детей – стране вечно не хватает пушечного мяса.
Мышь промолчала. О чем говорить с теми, кто не различает понятия страны и государства? Нет смысла внушать слону, что он лишь топчет саванну, но сам саванной не является. Мышь тихо ушла в свою нору.
Незаметный грызун вмешивался в жизнь саванны, стараясь не мешать кормиться большому слону. Если досконально проследить пути денежных ручейков, стекающих через благотворительные фонды в больницы, дома престарелых и даже один интернат для слепоглухонемых детей, то оказалось бы, что ручейки эти имеют общий исток – Клондайк-Грыжу. Впрочем, куда больше денег Корпорация тратила на дома детского творчества и помощь некоторым экспериментальным школам. Когда я не без ехидства спросил Стерляжего, не собирается ли Корпорация таким образом взрастить на тучной ниве урожай молодых гениев для пополнения своих штатов, тот только покачал головой. Программа была шире и, по-моему, фантастичнее. Не желая иметь ничего общего со слоном, мышь пыталась улучшить саванну.
Чтобы когда-нибудь самой занять место слона? «Очень надо!» – категорически отметала мышь. «Возможно, – подозревал слон, – но не теперь». И еще он подозревал, что мыши нужно нечто большее, чем управление саванной, а если не нужно сейчас, то понадобится в будущем.
Так думал слон. А тем временем уже вовсю развивалась ответная операция, которую я назвал бы Контрвибрионом, если бы не нашел подходящего названия среди лекарств и средств для дезинфекции. Как она называлась на самом деле, я не знаю, и в детали ее посвящен не был. Знаю только, что результатом операции стала смерть еще одного человека.